Боря. Я никогда не забуду этот вечер последнего эфира. И каждый раз, пересматривая и переслушивая этот эфир, кляну себя - все не так, не то спросила, не с тем настроением говорю с ним, привязываюсь к ничего не значащим вещам...
Если бы знать. Мне кажется, он что-то чувствовал. Обычно открытый, смешливый, шумный, он в этот вечер был непривычно погружен в себя, иногда словно отключался от разговора. Помню, что после нашего эфира он еще задержался в гостевой комнате и давал интервью по телефону кому-то. А потом так и сидел с телефоном в руке и смотрел в одну точку. Один. Я, уже собравшись, заглянула к нему, говорю «Боря! Что ты сидишь тут один? Пошли уже!» Он встал надел свою серую куртку такую уютную стеганую («Нравится?» - спросил)) и мы втроем с Виталием Дымарским пошли в лифт, потом вниз, потом на улицу. «Ты сама-то придешь в воскресенье на марш?» - «Нет, я работаю».
Но я пришла. Как и остальные десятки тысяч. Вместо марша Весны, был марш Скорби. У нас с Борисом были разные периоды отношений, я раздражалась, не принимала каких-то вещей, мы даже не общались несколько месяцев и не разговаривали (уж и не помню по какой причине).
Но не любить его было невозможно. Это был человек сумасшедшего обаяния. И очень честный человек. И очень ранимый. Я, как и многие, была уверена, что его политическая судьба стремится ввысь, что он не сбитый летчик, а ровно наоборот - стремительно набирающий обороты! Боря умел рисковать, был абсолютно бесстрашным. Боль не исчезнет никогда. Боря, тебе еще памятники будут ставить. Вечная тебе память.
