Слава Богу, медийная буря по поводу массового назначения детей влиятельных российских чиновников на важные посты во власти и бизнесе, вызванная фамилией нового главы Минсельхоза, теперь улеглась. И можно спокойно, без эмоций, посмотреть на самую суть этого процесса. На его экономику.
Так в чём там соль?
Первый подход к этому сделали «Новые известия», которые обнаружили, что всего лишь пять наиболее влиятельных деток в общей сложности контролируют активов, ресурсов и бюджетов как минимум на триллион рублей. И это лишь верхушка айсберга.
Дело в том, что «Новые Дворяне», как окрестили деловых отпрысков влиятельных фамилий, не просто контролируют активы стоимость которых куда больше, чем пресловутый «триллион». По сути, через руководство ключевыми предприятиями или ведомствами они «рулят» целыми отраслями. Аграрный сектор, рыболовство, добыча алмазов, распределение электроэнергии, банковский сектор ряда регионов РФ, а также шельфовые проекты и отчасти ВПК.
В фокус внимания журналистов попали дети самых высокопоставленных силовиков России. Денис Бортников — сын директора ФСБ, зампред правления госбанка ВТБ. Андрей Муров — сын бывшего руководителя ФСО, председатель правления ПАО «Федеральная сетевая компания Единой энергетической системы». Сергей Иванов-младший, президент АК «АЛРОСА» — крупнейшей компании по добыче алмазов в РФ. Новый глава Минсельхоза Дмитрий Патрушев, сын секретаря Совбеза. И Пётр Фрадков — сын Михаила Фрадкова, бывшего главы Службы внешней разведки и экс-председателя Правительства России, — который вот-вот возглавит Промсвязьбанк.
Дочерей Владимира Путина в этом списке нет.
При ближайшем рассмотрении, однако, выясняется, что контроль тут весьма условный. Скажем, Денис Бортников как зампред правления ВТБ, курирующий направление Средний бизнес, непосредственно участвует в управлении кредитным портфелем на общую сумму 350 млрд руб. Но не распоряжается им единолично и даже не определяет объёмы и лимиты кредитования конкретных предприятий: на то есть специальный полномочный орган – Кредитный комитет. А в более крупных случаях кредиты одобряет правление банка.
Точно так же и министр не вполне полномочен в распоряжении бюджетными средствами. Сколь бы ни был велик объём сметы, контролируемой его ведомством, чиновник не может не только выйти за определённые рамки, но и прикарманить сколько-нибудь существенную часть подконтрольного денежного потока. И пример Алексея Улюкаева, якобы вымогавшего жестом скромные 2 млн долл. у всесильного Игоря Сечина, притом что бюджет Минэка на несколько порядков выше, наглядно показывает, насколько всё непросто.
Речь, разумеется, не о том, что министр, банкир или глава крупной компании не могут замутить коррупционную схему и какую-то часть подконтрольных денег направить в нужное русло. Мы говорим всего лишь о том, что полноценно, стопроцентно и абсолютно произвольно распоряжаться всеми этими огромными суммами как своими не получится даже и у министра.
То есть, насчитанный журналистами триллион – больше для красного словца.
Стало быть, назначение детей на важные посты в государстве и бизнесе – всего лишь синекура?
Отнюдь. Подобная кадровая политика несёт вполне определённый экономический смысл. Если прежде группа наиболее влиятельных лиц России осуществляла управление страной и её компаниями опосредованно, через верных менеджеров, то теперь начался переход к прямому семейному управлению. Потому что и верные могут оказаться лукавыми, как показал казус Улюкаева.
И этот переход от служилой знати к потомственной в некотором смысле – благо для страны. Ведь прежде существовал соблазн отправить детишек пускать корни на загнивающий, но такой стабильный Запад, а Россию рассматривать как некую кормовую базу. Как дойную корову, о которой надо заботиться лишь в той мере, в которой это требуется для дойки и стрижки, а если в какой-то момент проблем от неё окажется больше, чем профита, забить и свалить. Теперь же начался своеобразный межпоколенческий трансферт влияния и власти. Прямое семейное управление Russia Corp. как наследуемой собиной означает, как минимум, задачу сохранения и приумножения этой собственности. То есть, стабильность.
Конечно, тут многое, во-первых, будет зависеть от того, насколько мотивированы и умелы окажутся детишки. Пока почти никто из них не блистал особыми талантами на управленческой ниве. Но, быть может, теперь, в новых условиях, прежде дремавшие и подавляемые способности вырвутся наружу? И, во-вторых, такой межпоколенческий трансферт чем-то неуловимо напоминает феодализм. Хотя и без крепостного права пока.
Но с другой стороны, разве подобный откат к истокам не является адекватной платой за так вожделенные средним россиянином преемственность и стабильность?
