Медицина вынесла приговор дочери Марины, но мать продолжает упорно биться за здоровье и жизнь малышки.
Марина и Егор ждали своего первенца восемь долгих лет. Прошли всех врачей, обследования - все у обоих нормально. А забеременеть Марина никак не могла.
Когда это, наконец, случилось, супругам уже было хорошо за тридцать. Марина весь срок, пока носила дитя под сердцем, береглась, как только могла. Понимала - другого такого шанса может и не быть.
Они с нетерпением ждали рождения ребенка. Уже знали, что будет девочка. Имя ей придумали - Настя. Беременность протекала непросто, но без происшествий. Поэтому когда Марина очухалась после тяжелых и долгих родов, сразу вспомнила, как врачи буквально выдавливали из нее дитя. Испугалась – что с малышкой?
Увы, не зря испугалась. Сначала ей вообще ничего не говорили. Даже новорожденную не показывали. Потом признались - с большим трудом вытащенная из родовых путей новорожденная не дышала, только маленькое сердечко еще билось. С помощью ИВЛ медики заставили ее легкие работать. Но случилось это не сразу.
Потом было почти два месяца героических усилий медиков по спасению ребенка. А в итоге Марине однажды сказали, что ее дочь будет жить. Но на большее не надейтесь. Тогда-то Марина впервые увидела дочь. Крохотная, молчаливая, почти не мигая, она равнодушно смотрела куда-то в сторону, почти не реагируя на движения вокруг нее.
Пока Настеньку спасали, в ее мозге произошли необратимые изменения, которые навсегда лишили ее возможности жить, как все. На до и после разделилась и жизнь ее родителей.
Марина все еще не хотела верить в то, что ее дочь всегда будет такой. Хорошо хоть Егор был рядом – помогал как мог, во всем поддерживал, не позволял депрессовать и поддаваться истерикам.
Так прошел первый год. Настенька немного подросла, животик смешно округлился. Только взгляд так и остался равнодушным. Лишь изредка, когда мама болтала над ней какой-нибудь погремушкой, на застывшем детском личике вдруг появлялось слабое подобие улыбки.
Потом их семья стала меньше. Егор был хорошим человеком - любящим и заботливым. Просто однажды он сказал жене: «Все, не могу больше. Давай отдадим ее в специнтернат. Может, у нас еще получится родить».
Марина скандалов не устраивала, и Егора ни в чем не обвиняла. Просто попросила уйти. Еще попросила самому заняться разводом, ведь ей было совсем не отойти от дочки.
Егор ушел. И с разводом помог. А уходя, обещал помогать деньгами. И действительно помогает. На карточку перечисляет. Иногда даже звонит. Но у него уже своя, другая жизнь. А у Марины жизнь прежняя, и у ее дочери тоже.
Многие знакомые, подруги, даже родственники советовали ей не хоронить себя заживо. Мол, этот ребенок все равно никогда не выздоровит. Да и живут такие дети чаще всего недолго. Но к тому времени, когда это случится, ты уже будешь выцветшей старухой, никому не нужной.
Наверное, так оно и будет - думает иногда Марина, представляя, как упростится ее жизнь, если она сдаст ребенка в специнтернат. Ее даже вряд ли кто-то осудит.
Другое дело, что она прекрасно понимает, что никогда этого не сделает. Как она сможет потом спать, есть, отдыхать, зная, что где-то там чужие руки бесцеремонно и грубо меняют ее малышке мокрую одежку?
Знает Марина и статистику смертей таких детей, многие из которых умирают еще маленькими. Но пока ее Настенька дышит, пусть тяжело и надрывно, она будет биться за каждый день ее жизни.
Пусть она никогда не пойдет в школу и не похвастается маме первой «пятеркой». Пусть она не влюбится впервые и никогда не поделится своим чувством с родительницей. Пускай она даже никогда не скажет ей слова «мама». Это ее дочь. И вот это уже навсегда. Даже если это навсегда окажется совсем коротким...
Марина мотнула головой, пытаясь выйти из легкой дремоты. Тут же повернулась к лежавшей рядом доченьке. Та учащенно дышала, глядя в потолок. «Живая, - улыбнулась Марина. - Значит, мы еще поборемся»…
