В обществе существует такая легенда, что приговоренный к смерти может просить что угодно, и это желание будет исполнено. А как это работало в Советском союзе?
Во времена «красного террора» в первые годы Советской власти людей часто расстреливали на месте. Да и при Сталине, когда нередко приговоры частенько выносили так называемые «двойки» и «тройки», исполнялись уже чуть ли не на следующий день. Поэтому речи ни о каком последнем желании не шло.
В эпоху правления Никиты Хрущева и Леонида Брежнева суд стал более «демократичным». Теперь у осужденных появлялось право оспаривать приговор, подавать жалобы и прошения. И от приговора до его исполнения могли пройти долгие месяцы, а то и годы.
Вообще, ритуал «последнего желания» своими корнями уходит еще в Древнюю Русь. В стародавние времена, например, приговоренным к смерти разрешали замолить в храме свои грехи. А позднее государственные преступники перед казнью могли также исповедаться, а еще написать прощальные письма родным и непосредственно перед смертью произнести речь. Причем, в этот момент разрешалось говорить все, кроме оскорблений.
Но, если в царской России еще существовали определенные условные проявления милосердия к смертникам типа последней исповеди и причащения, то в СССР, особенно в первой половине века, людей чаще всего расстреливали в кратчайшие сроки после вынесения приговора. Поэтому о таких мелочах, как последняя воля, никто не задумывался.
И даже если в каких-то случаях приговор приводился в исполнение не сразу, осужденный сам жалел об этом. Подавать прощение в вышестоящие инстанции было бесполезно. Они практически никогда не удовлетворялись. А вот отсрочка приговора использовалась сотрудниками НКВД для «улучшения статистики».
Человеку вселяли мнимую надежду на то. Что у него есть шанс сохранить себе жизнь, если тот выдаст своих подельников. И часто приговоренные «разоблачали» всех, кого просто знали: коллег, соседей и даже родственников. А потом их все равно расстреливали. А тех, кто не хотел никого выдавать, страшно пытали. А потом все равно ставили к стенке.
При Хрущеве и Брежневе у смертников появилось больше времени на написание просьб о помиловании и кассаций. Те, кому в просьбе было отказано, до последнего момента не знали, где и как их казнят. Даже перед самым расстрелом им ничего не говорили, просто выводя из камеры.
Но, по словам очевидцев, у смертников был особы «нюх» на это дело. Случалось, что человек даже не доходил до «расстрельной комнаты», умирая от разрыва сердца. Но в любом случае, пока просьба о помиловании рассматривалась, осужденного к высшей мере расстрелять не могли.
Таких граждан содержали строго в одиночных камерах, их посещение родственниками могло быть разрешено только по личному разрешению председателя Верховного Суда. Зато, хотя в годы Советского союза религия и не была в почете, на просьбы таких осужденных разрешить молиться обычно не отказывали.
Хотя, как опять же рассказывали очевидцы, пропаганда атеизма в СССР свое дело сделала. И тех, кто желал поговорить с Богом, среди смертников были считанные единицы.
Что касается последней просьбы уже непосредственно перед расстрелом, приговоренные просили всякое. От просьбы передать несколько слов родным до попытки запоздалого раскаяния.
Те, кто еще находил силы шутить, просили… отпустить их на волю. Но таких было по пальцем пересчитать. Обычно перед казнью люди превращались в «живой труп», который не всегда мог даже на ногах сам стоять от страха.
Ну, а мелкие просьбы, конечно выполняли. Например, выкурить сигарету. Порой, когда человека совсем трясло, ему даже… наливали. Были и другие просьбы, которые иногда исполнялись. Но уже после казни.
К примеру, инструкция запрещала передавать родственникам личные вещи приговоренного. Но если тот просил отдать матери или жене свою фотографию, тюремщики иногда позволяли себе проявлять человеческие чувства, и тайком нарушали должностные инструкции.
