Театр особого режима Бориса Дейнеки или 10 лет в самом страшном лагере СССР

Театр в зоне

В 1943 году в окруженной зонами Воркуте появился музыкально-драматический театр. Работать в нем местная администрация направляла заключенных, среди которых были тысячи деятелей искусств и культуры. Среди них были и настоящие знаменитости.

Большую часть времени все они «давали стране угля». В этом заполярном лагере функционировали большие угольные шахты, а шахтеры-невольники содержались в особых условиях.

Здесь был установлен невероятно жесткий режим, спецодежда с обозначениями «смертников», которых могли расстрелять за случайный шаг в сторону, сама работа в шахте была такой тяжелой, что большинство заключенных молило бога, чтобы их где-нибудь засыпало при обрушении шахтных стен. Чтобы уж отмучиться.

Театр при лагере создали не просто так. Во-первых, тогда Воркута быстро развивалась, строилась (руками зеков опять же) и даже из поселка официально выросла в город. Здесь появлялись свои больницы, школы, училища и т.д. Ну, и по статусу Воркуте нужен был и собственный театр. Тем более, артистов в ватниках здесь полным полно - бери любого, одно имя громче другого.

Одним из солистов в новом театре стал Борис Дейнека, знаменитый оперный певец, севший «за попытку изменить родине». Это в его исполнении жители Советского Союза каждое утро слышали по радио песню «Широка страна моя родная»: «Я другой такой страны не знаю, где так вольно дышит человек».

Бежал от войны или ехал к немцам?

Певец был арестован в 1941 году и осуждён по ст. 58 УК РСФСР на 10 лет. Некоторые из современников певца позже утверждали, что посадили его «по делу». Якобы в ноябре 1941 года вместе с наиболее ценным имуществом из московской квартиры Дейнека пытался выехать к линии фронта, в то время уже подходившего к Москве.

Двигался он, судя по всему, в направлении посёлка Манихино, рядом с которым располагался известный дачный кооператив «Вокалист Большого театра», где имели участки многие тогдашние деятели искусств. Фургон с вещами Дейнеки и сам певец были задержаны военным патрулём по дороге к поселку. И, возможно, зерно истины в обвинении Дейнеко есть.

Дело в том, что тогда в Манихино сознательно выехали и остались на своих дачах целый ряд известных театральных деятелей — В. А. Блюменталь-Тамарин, А. А. Волков, И. Д. Жадан, О. Ф. Глазунов и др. В Манихино, которые не могли не знать, что немец уже на подходе. А позже, когда немцы начинали отступать от Москвы, некоторые из них ушли вместе с ними.

Другое дело, что Дейнека мог и не понимать всей военной обстановки вокруг и просто решил активную фазу боев переждать подальше от столицы. Но в этом никто разбираться не стал и, певец легко отхватил положенную «десятку». Еще ладно, что вообще к стенке не поставили.

Снял телогрейку – и на сцену

Дейнека, как и все, работал в шахте или возле шахты. Долбить уголь под землей и таскать его в тележках на поверхность – здесь другой работы не было. Надолго бы его не хватило, но певца спас режиссер Мордвинов. Когда его назначили руководить новым театром, поручив подобрать труппу, он просмотрел списки заключенных артистов, и фамилию оперной знаменитости назвал одной из первых.

Один из очевидцев тех событий вспоминает, что когда Дейнека впервые появился в театре, это был «худой изможденно-зеленый и очень напуганный человек, ничем не напоминавший столичную звезду».

Актеров привозили на репетиции прямо с каторги, никаких костюмов для них не предполагалось. Снял зековскую телогрейку с номером – и на сцену. Да и после спектаклей, на которые в основном ходили военные с семьями, не было долгих и продолжительных аплодисментов, криков «браво» и «бис», цветов и т.д.

Сразу после представления зеков-артистов в промерзший насквозь лагерный барак, где днем и ночью шастали крысы, а холод пробирал буквально до костей. А утром – на работу. А вечером – на репетицию или выступление. И не дай бог зеку подвести «изысканную публику»!

Однажды Дейнека во время работы поскользнулся на льду и, упав, сломал себе руку. От работы в шахте его на время освободили, но на сцену – будь добр. Иначе разговор мог быть коротким. Пуля и все дела.

Пришлось певцу играть «однорукого» Мефистофеля. На загипсованную руку накинули яркую косынку в тон алому костюму. С тяжело повиснувшей тяжело рукой, но жестикулируя правой, Дейнека исполнил свою партию.

За кулисами в это время стоял бледный, взволнованный Мордвинов. За кого больше переживал, не известно – случись какой казус во время выступления, расправа могла быть короткой, а под горячую руку начальства попали бы все артисты-невольники.

Обязуюсь не разглашать…

После освобождения Дейнека, которому был запрещен выезд в большие города, устроился в тот же театр, но уже вольным солистом, которому даже оклад полагался. Также его заставили подписать документ о неразглашении всего, что происходило с ним в лагере. Под угрозой уголовной ответственности.

Несколько лет певец продолжал выступать в Воркутинском театре уже как вольный артист, и лишь в 1953-м переехала в Сыктывкар, в республику Коми, где не без его участия появился музыкальный театр, в котором, кроме него, служили многие артисты, не так давно вернувшиеся из мест не столь отдаленных.

Заслуги певца были отмечены званием Народного артиста Коми АССР. Уже с 1962 года, выйдя на пенсию, Дейнека жил в Москве. Но со сценой в силу возраста и угробленного на каторге здоровья было уже покончено.

Большая часть его жизни, когда он мог блистать на больших сценах больших городов, прошла в воркутинских шахтах и на скрипучих деревянных подмостках местного театра, который отапливали лишь во время концертов, чтобы начальство в зрительном зале не замерзло.

Борис Дейнеко прожил почти 84 года, не сумев достичь очень многих высот. Последним его пристанищем стало Ваганьковское кладбище в Москве. Хотя бы после смерти он упокоился среди равных себе знаменитостей.