Сергей Параджанов: сумасшедший гений или человек с другой «планеты»

А он прожил жизнь так, как считал нужным, и кино снимал такое, каким его видел сам, без помощи указаний сверху. Таких в советское время было единицы. Чаще всего слишком самостоятельных переубеждали, переламывали на свой лад, некоторых просто перемалывали. И для этого все средства были хороши.

Что до режиссера Параджанова, так его судьба – это сплошной горький каламбур. Ведь это его называли «армянином, родившимся в Грузии и сидевшим в русской тюрьме за украинский национализм», но … совсем по другой статье…

Удивительная хроника

Как Сергей Параджанов мог прожить спокойную жизнь, если с самого его рождения она пошла «круговертью». Родился в неспокойном 1924-м, родился в Грузии, но в армянской семье.

В годы Великой Отечественной, то поступает в консерваторию, то вдруг кидается в железнодорожный институт с инженерным уклоном, после войны работает ассистентом режиссера в «Довженко» в Киеве, в 52-м заканчивает ВГИК с дипломной работой «Молдавская сказка», для того, чтобы получить приглашение на работу сначала в Ереван, а потом в Тбилиси. Этакий «человек мира» получается.

Правда, жить в мире «человеку мира» приходилось редко. Параджанов был режиссером, работающим в жанре поэтического, возвышенного, «фэнтазийного» кинематографа, и именно на этой почве имел свои основные трения с киношным руководством. Его фильмами восторгался только узкий слой интеллектуалов, а в широком прокате они стабильно проваливались. Однако власть продолжала субсидировать его проекты, находя деньги на них в доходах от «кассовых» картин.

Сегодня Параджанов, скорее всего, мог бы снимать только на свои средства, поскольку наверняка бы не нашел такого мецената, каким было советское государство. Какой сегодняшний продюсер стал бы выкладывать сотни тысяч долларов за тот же «Цвет граната», прекрасно зная, что фильм хорош, красив, изящен, но никогда не окупится? А в то время – почти каждый год новый фильм режиссера Параджанова или, по крайней мере, сценарий к чьему-нибудь фильму.

Странен и неприкаян он был и в личной жизни. Ни одна из его жен не выдержала совместной с ним жизни, убегая прочь и эти побеги сам Параджанов воспринимал, как должное. Хотя и здесь случались «супермоменты», вроде того, как после развода с первой из жен – молдавской татаркой, к нему приехали обиженные «братаны» с требованием выкупа за поруганную честь сестры.

Параджанов скромно пояснил, что денег у него нет и не предвидется, практически погасив конфликт, а потом в свойственной ему манере добавил – а если бы были, все равно не дал. Тогда еле «разрулили» ситуацию. Братья долго и упорно требовлаи отмщения...

Крутые повороты судьбы

К «нежданчикам» в своей судьбе Параджанов привык, но то, что когда-то за ним «придут», ожидал вряд ли. Ведь он известен и знаком со многими «оттуда» (здесь обычно поднимают вверх указательный палец)! Но пришли.

Каковы причины? А за что сажали в то время деятелей науки и культуры? За диссидентский образ жизни. В 1965—1968 годах Параджанов вместе с другими известными деятелями той самой науки и культуры, протестуя против массовых политических арестов, обращался в высшие партийные и государственные органы с требованием разъяснить причины преследований интеллектуалов и выступал за проведение открытых судебных процессов, которое должно было бы обеспечить справедливость рассмотрения дел.

В 1968 г. его подпись под Письмом 139 интеллектуалов против незаконных политических процессов стояла первой. Остальные скромно следовали ниже. Так же он неоднократно высказывался за соблюдение мало тогда кому понятной свободы слова.

Вроде бы всё ясно: сегодня – сажают, завтра – реабилитируют, послезавтра – выпускает автобиографию о том, как боролся с советской системой… Потом памятник поставят или улицу именем назовут…

Однако существует и вполне обоснованно, вторая версия привлечения Параджанова к уголовной ответственности. Режиссер был великим острословом, любителем экспромта, шуток, причем, шуток резки, не всегда безобидных и далеко не всем понятных. Кто знал его, привыкал, кто был знаком не близко, обижался, а то и вообще, становился врагом.

Ну, как реагировать, если в одном случае он мог рассказать о том, как переспал с известной киноактрисой, а в другом – как он соблазнил известного художника. И при этом при разговоре могли присутствовать друзья или родственники той же самой актрисы или того художника.

Люди искушенные в светских сплетнях могли «отфильтровать» рассказы Параджанова по степени их правдоподобности, но новички терялись и принимали все за чистую монету. А Параджанову это нравилось. Видя, как у людей округляются от удивления глаза, он заводился еще больше и продолжал нести такое…

Но даже на такие «закидоны» режиссера советские партийные «бонзы» смотрели снисходительно, пока «закидоны» не коснулись их самих. В очередном своем шутливом монологе он заявил, что его благосклонности добивались аж два десятка членов (далее следовала картинная пауза) ЦК КПСС.

А если учесть, что его слушателями в тот момент были корреспонденты одной датской (читай, вражеской) газеты, а перепечатки из неё разбежались по всему миру, терпению «мужей» пришёл конец. И в этом конце за Параджановым, как было сказано выше, пришли. Шел 1973-й… Никакими оттепелями вокруг давно уже не веяло…

«Здравствуй зона, дом родной?»

И здесь «ершистая» судьба режиссера не подкачала – «станцевала с выходом». Уж очень «наверху» понадобилось проучить Параджанова, поэтому и дело против него затевалось в спешке, поэтому статьи, которые ему инкриминировались, на ходу менялись.

То это были валютные, соответственно, незаконные операции, то ограбление церквей (он собирал иконы), то взяточничество (правда, следователи так и не сумели про себя решить – он давал или ему давали). Наконец остановились на гомосексуализме. Благо нашелся человек, который заявил, что Параджанов очень долго домогался его, а однажды обманно завлек в пустое помещение и … изнасиловал. В итоге приговор – пять лет колонии, сначала под Ворошиловградом, затем под Винницей.

Заключенный Параджанов редко получал письма от многочисленных, в условиях воли, друзей, приятелей и учеников. Поначалу он был раздавлен, унижен. Болело сердце, мучил диабет. В колонии ему сделали операцию на легком – сделали кое-как, для галочки (потом это аукнется).

Вот несколько строк из письма Параджанова «В Тбилиси жара, а тут уже дожди! Сыро. Кожа на ногах в плесени и волдырях. В лагере полторы тысячи человек, у всех не менее трех судимостей. Меня окружают кровавые судьбы, многие потеряли человеческий облик. Меня бросили к ним сознательно, чтобы они меня уничтожили, растоптали, сделали недочеловеком. Блатного языка я не знаю, чифирь не пью, наколок нет. Они меня презирали, думали — я подсадная утка, изучаю жизнь зоны, чтобы снять фильм. Но, слава Богу, потом поверили, стали относиться помягче. Многие рассказывают мне свои истории, как на исповеди».

Но даже в таких условиях Параджанов творил! Он собирал на тюремном дворе цветы, кору, делал из них коллажи и отсылал в письмах друзьям. Или тем, кого всё ещё считал друзьями. На фольге от молочных бутылок гравировал портреты. Фольгу заливал смолой, и получались «талеры Параджанова» — с изображением Петра I, Хмельницкого, Пушкина, Гоголя. Своему умирающему соседу по нарам он как-то изготовил из мешковины плащаницу с библейскими сюжетами...

«Второе пришествие»

«Дорогой товарищ Брежнев» пожалел режиссера. Отсидев четыре года из пяти, Параджанов был амнистирован, выйдя на свободу буквально за день до наступления нового 1978 года, получив возможность вернуться в привычную «киношную» среду, где коллеги встретили его без «бравурных» речей – точно так же, как когда-то спокойно отнеслись к его приговору.

Большинство даже близких людей считали этого человека «не от мира сего», выходца из «других миров», и знали, что подобное аресту и последующему сроку «когда-нибудь случится».

После отсидки Параджанов начинал тяжело. С ходу написанные несколько сценариев, рассчитанные на то, что их, как и раньше, «с руками оторвут», оказались невостребованными. Продолжали мучить болячки, усугубленные в зоне, преследовали другие проблемы, друзей отчего-то не прибавлявшие.

Однако Параджанов успел снять «свои» шедевры. За тот же фильм «Легенда о Сурамской крепости» его удостоили призами несколько международных кинофестивалей. За свою шальную жизнь, он, наверно, хотел исповедаться перед людьми, но его автобиографический фильм «Исповедь» так и остался незаконченным. Тяжелая болезнь перечеркнула все планы.

У Параджанова обнаружили рак легкого – того самого, «недоштопанного» когда-то в «больничке». В октябре 1989 года его привезли в Москву и сделали операцию. Друзья посоветовали лечь в известную клинику в Париже. Однако медицина была бессильна. Он ещё успел вернуться в Ереван, где жил последние годы - чтобы умереть там. Так и случилось – буквально через три дня после возвращения.

Шел 1990 год. Наступала другая эпоха для страны, а в скором времени, для целой россыпи новых стран, где буйство фантазии режиссера Параджанова могло бы выйти на новые просторы. Хотя, наверное, и там нашлись бы свои члены … партии…

P.S. Человек с «жизненным» опытом. О зоне Параджанов рассказывал охотно, утверждал, что «зековский опыт надо передавать коллегам». Андрею Тарковскому посоветовал: «Тебе, чтобы стать великим, надо отсидеть хотя бы года два. Без этого нельзя стать великим русским режиссером».

Правда, в начале 80-х Параджанов сам по второму разу оказался под следствием (он после шутил на этот счет – мол, отсидев раз, начинаешь к этому привыкать) по обвинению в даче взятки должностному лицу.

Он действительно помог племяннику поступить в институт, подарив председателю приемной комиссии фамильное кольцо с бриллиантом. Об этом никто бы и не узнал, если бы верный себе Параджанов сам не проклинал мздоимца на каждом углу. В феврале 1982 года его арестовали. Через одиннадцать месяцев был вынесен приговор — пять лет тюрьмы, но условно.

«Возраст у меня уже порядочный, - сокрушался режиссер. – боюсь, не дотяну до третьей судимости. А то какой бы рецидивист колоритный получился!». И опять было непонятно – он, как всегда, шутит, или, как всегда, говорит всерьёз…