Игорь Шадёркин: Телемедицина не сможет решить главные проблемы здравоохранения
Игорь Шадёркин: Телемедицина не сможет решить главные проблемы здравоохранения — недофинансирование и отсутствие кадров
Такое мнение высказал в интервью накануне Пятого Телемедицинского форума руководитель лаборатории электронного здравоохранения Института цифровой медицины Сеченовского университета Игорь Шадёркин.
Пятый Телемедфорум пройдет в технопарке Сколково 3 декабря.
— Игорь Аркадьевич, расскажите, чем занимается ваша лаборатория?
— Лаборатория, которой я руковожу, занимается наукой. В частности, мы занимаемся тремя направлениями: телемедицина и дистанционный мониторинг, робототехника и искусственный интеллект. Наша лаборатория и Сеченовский институт — это оплот всех этих технологий в России.
— Как развивается телемедицинская отрасль в связи с ростом заболеваемости ковидом и увеличением нагрузки на здравоохранение? Казалось бы, цифровизация должна быть в помощь традиционной медицине. Так ли это?
— В своей частной врачебной практике я тоже использую телемедицину. Поэтому я знаю об этом непонаслышке. С одной стороны, ковид подтолкнул развитие информационных технологий в медицине, но с другой стороны сам по себе ковид — это огромное бремя на нашем обществе и на системе здравоохранения. Ковид ударил по больницам, которые были вынуждены перепрофилироваться и заниматься лечением пациентов с ковидом. Коллеги-врачи устали. Система загружена. И формально, конечно, денег стало больше, но если мы посмотрим на структуру, то эти деньги по большей части направлены на решение проблем с ковидом. Поэтому телемедицина во времена ковида «легла» на почву с очень небольшим финансированием. При всем этом у нас на 85% медицинские услуги оказываются в государственных ЛПУ. К сожалению, сейчас, несмотря на то, что ожидания у всех завышены, мы не видим активного развития телемедицинских технологий во взаимоотношениях «пациент-врач».
Вот вы сами пользовались телемедицинской консультацией?
— Нет.
— И я не пользовался, хотя я сам ее оказываю. Все об этом говорят, но никто не делает. И государство сдерживает развитие телемедицины различными ограничениями. Почему, например, возникли сложности с внедрением постановки первичного диагноза через телемедицинскую консультацию? Просто государство боится активного развития чего-то нового. Откроешь рубильник и как польется оттуда незнамо что. С одной стороны, могут быть ошибки в диагнозе. А с другой стороны, на телемедицину нужны отдельные тарифы в ОМС.
— В отдельных регионах ТФОМС показывает рост телемедицинских консультаций со специалистами по узким направлениям. Но вот открыть рубильник и сказать, что сегодня в поликлинику можно не ходить, но зато можно записаться на телемедицинскую консультацию к терапевту, — вот такой возможности у человека нет.
— Попасть к узкому специалисту в рамках ОМС довольно сложно. Для этого нужно сначала попасть к терапевту.
— Часто развитие какого-то начинания ограничивают финансы. Региональная клиника, получая у НМИЦ второе мнение или консультацию, вынуждена платить за это свои деньги. Они этого делать не хотят, поэтому запросов из региональных клиник в НМИЦ очень мало. И это тоже сдерживает развитие телемедицины.
— Если регион обращается в НМИЦ, то они должны получить консультацию бесплатно. А вот если регион направляет пациента в НМИЦ на лечение, тогда деньги идут за ним. Сама консультация оплачивается федерацией.
— В итоге НМИЦы столкнулись с тем, что они обязаны отвечать на запросы, а финансового покрытия на всю эту конструкцию не имеют. Они вынуждены это делать частично за свой счет.
— Тут я с вами согласен.
— Кто должен управлять этим процессом и как это нужно делать для того, чтобы все-таки результат был, чтобы пациент получил необходимую помощь? Как это должно работать в идеале?
— Из рутинной клинической практики могу сказать, что телемедицинская консультация «врач-врач» вносит в клинический процесс очень небольшой, незначительный вклад. Может быть 0,01 от всего процесса, связанного с оказанием помощи пациенту. А может быть и меньше. Такие случаи возникают очень редко в клинической практике. Куда важнее развивать телемедицинское направление «врач-пациент». Пациент вынужден сидеть дома в локдауне, поэтому нужно реализовывать те потенциальные возможности, которые таит в себе телемедицина. Надо внедрять тарифы ОМС, перераспределять время врачей, чтобы он мог вести и онлайн прием и оффлайн прием, правильно встраивать эти приемы в график ведения пациентов.
— Мой персональный ужас заключается в том, что я понимаю, что не пойду на прием к врачу в государственную поликлинику во время локдауна. А как самому себя направить к нужному врачу в частной больнице? Может быть нужен какой-то индивидуальный онлайн-помощник? Сейчас такого нет и в итоге я со своей симптоматикой останусь одна без шансов получить квалифицированную помощь за счет ОМС.
— Институт помощников и ассистентов врачей имеет место быть, но в медицине это будет процесс долгий и не быстрый. Я пока не вижу, что в ближайше время этот вопрос может решиться. Пациент во время локдауна, действительно, остается один на один со своей проблемой. И часто, если это не экстренная проблема, он вынужден жить с этой нерешенной проблемой.
Но телемедицину невозможно реализовать без необходимых кадров и финансирования. В телемедицине нас ждут все те же проблемы, что и в обычной медицине. Телемедицина не сможет решить глобальных проблем, которые существуют в нашей медицине: недофинансирование и недостаток кадров, перераспределение госгарантий. Все равно она дополнительно нагружает систему здравоохранения. Телемедицина не уменьшит затраты, потому что само ее внедрение требует расходов. В мире 7,7 трлн долларов тратится на здравоохранение и по прогнозам в 2025 году будет тратиться 10 трлн долл именно за счет внедрения новых технологий.
— То есть, получается, жить будем лучше, но дороже. А как же ожидания людей, что государство должно инвестировать в здоровье граждан? На чем они базируются? Ведь собственное здоровье — это персональная ответственность каждого. Откуда берется мысль, что кто-то должен что-то еще сделать для твоего здоровья? Как сделать систему сбалансированной и устойчивой? Какова роль пациента в том числе и в цифровом здравоохранении?
— Для пассивной части населения, то есть для большинства людей в Конституции РФ, доставшейся нам еще с советского времени, прописано, что медицина должна быть бесплатной. Я ни в коем случае не критикую это. И большая часть населения ожидает, что в рамках этих гарантий им будет предоставлена эта помощь. С другой стороны, люди не могут себе позволить дорогостоящие технологии за свой счет. Интересно, что гаджеты и приложения для ЗОЖ дали интересный стимул к вовлеченности пациента в решение вопросов с собственным здоровьем. Например, электронный браслет показывает, сколько шагов в день прошел человек. И человек с удовольствием использует в своей повседневной жизни эту геймификацию. Конечно те, кто пьют пиво, так и будут пить пиво... Мы врядли сможем на них повлиять. Но есть прослойка населения, которая понимает всю важность новых технологий для своего здоровья и имеет возможности пользоваться этими технологиями. Они начинают пользоваться, советовать друг другу, инвестировать.
— То есть формирует запрос на эти технологии богатая высокоактивная прослойка населения?
— Совершенно верно. А потом технологии становятся все дешевле и доступнее для каждого.
— Фактически получается, бульоном для инноваций может быть только частная медицина и частный клиент? Не верим мы в инновации руками государства?
— Я не верю в развитие государственной телемедицины точно. И причина тому понятна. В ОМС тарифов нет, в клинических рекомендациях это не прописано. Драйвером развития инноваций будет частная система здравоохранения. Государственная система здравоохранения — это шикарное наше достижение, я ни в коем случае не призываю разрушать её. Но при этом надо развивать именно частную систему здравоохранения.
— Получается, что научное развитие все равно будет быстрее давать обратную связь именно в частном сегменте, который и станет драйвером в развитии лечения различных нозологий...
— Так будет и с телемедициной. Частники поймут что к чему, начнут применять это в своей практике, а пациенты, которым это удобно, будут платить за это.
— Какая вообще конкуренция в медицине? Как врачи конкурируют друг с другом, в том числе, в инновационном сегменте?
— Это сложный вопрос. В частной медицинской системе действительно существует конкуренция. Там ведь единичные пациенты. Врачи, конечно, между собой конкурируют тоже, но наибольшая конкуренция за пациента идет между клиниками.
— Оценить эффективность лекарств помогают клинические исследования, а в применении технологий какие есть возможности, чтобы оценить их эффективность? Как сравнить одну технологию с другой? Кто должен этим заниматься?
— Во-первых, должна быть профессиональная саморегуляция. В России нет профсообществ, которые занимаются саморегуляцией. Профорганизация, в лучшем случае, занимается образованием, написанием гайдлайнов и клинических рекомендаций. Контроль отдается на откуп главврача, руководителя деартамента здравоохранения, Росздравнадзора и прокуратуры. На Западе за применением новых технологий в медицинской практике строго следит страховая система, к которой прикреплен пациент. У нас тоже следят, но формально. Лучше всего, если бы такие вопросы решались в профессиональном сообществе.
— Особенно это касается технологий. Врач ведь не может оценить программный продукт. У врачебного сообщества ограничен доступ к инновациям.
— Не согласен. У врачей очень сложный и длинный вход в профессию. Есть правила ввода на рынок медизделий или лекарств: регуляция, клинические исследования, выступление лидера мнения среди врачей и личный опыт. Когда все это сошлось, можно начинать использовать. В фарме может пройти 15 лет до того момента как лекарство появится в аптеках. А в медизделиях — год-два. В принципе, я хотел бы, чтобы так же себя вели и те, кто занимается цифровыми технологиями в медицине, но они не понимают этих правил. Они упорно жалуются на всех, и не хотят играть по правилам медицины.
— А может быть, сами медики способны производить инновационные технологии внутри себя с привлечением внешних специалистов?
— Шикарный вопрос. И это типично неправильный взгляд на систему здравоохранения. Врач в большей части — это хороший качественный исполнитель. А креатор — это не качество врача, а качество личности. Креаторы обычно работают на кафедрах, в институтах. А если врач начинает заниматься и креативить на своем рабочем месте, то он тут же подсовывает свои изобретения пациенту, а это неправильно.
— То есть, получается замкнутый круг: айтишники не хотят работать по правилам здравоохранения, начинают искать новаторов среди врачей, чиновники не приспособлены придумывать и внедрять. А откуда тогда возьмутся инновации в медицине?
— Нельзя рассматривать медицину как будто она в сферическом вакууме. Она такая же наука как космонавтика, как транспорт. Есть стечение обстоятельств. Есть институт стартапов. Большие корпорации не способны рождать инновации внутри себя, там слишком осторожно относятся к чему-то новому. Этим занимаются команды стартаперов, в которых могут быть и врачи, и пациенты, и ученые. Они объединяются в команды, ищут деньги и работают над своей идеей и проектом. Потом они либо сдуваются, либо вырастают, и их покупает фарма или клиники, у которых есть деньги на развитие. Приходите на медицинский рынок, действуйте, от этого все только выиграют. В том числе, и ВВП России.