Симон Кордонский: "Сейчас идет ликвидация сословия бюджетников, через «перевод на контракт»"

Комментируя ее, модератор встречи журналист Валерий Выжутович подчеркнул, что ни одно из сословий, включая высшие, не ощущает уверенности в своих перспективах, не обладает гарантиями дальнейшей стабильности, поэтому все сословия живут одним днем и заботятся только о том, чтобы завтра было как вчера и ничего не менялось. Издание Znak опубликовало фрагменты лекции Симона Кордонского.

«Основной принцип нашей сословной системы — извлечение ренты из часто придуманной угрозы»

«Если классы — это группы, которые возникают на рынке в результате того, что кому-то повезло, а кому-то нет, кто-то по уровню потребления стал относиться к высшему классу, а кто-то к низшим, то сословие — это группа, которая создается государством, по разным основаниям, в основном для нейтрализации угроз. В России сословная структура была создана в петровские времена, петровская «Табель о рангах» — её выражение… Каждое сословие судилось по своему закону до 1861 года. После отмены крепостного права имперская сословная структура посыпалась, появились разночинцы, завербованные с разных сословий. Собственно, разночинцы и развалили Российскую империю… Советский Союз тоже был сословным обществом, поскольку так называемые классы рабочих, крестьян и служащих — это группы, созданные государством, то есть сословия. В 1990–91 годах эти группы исчезли, нет у нас теперь рабочих, крестьян и служащих, и начала формироваться классовая структура с соответствующим социальным расслоением: появились реально богатые и реально бедные. Причем в реально бедные попали привилегированные группы, сословия Советского Союза — военнослужащие, бюджетники, ученые, врачи.

Завершение формирования [современной] сословной структуры — это когда появился закон «О системе государственной службы» (2003 год — ред.), которым были введены три государственных служивых сословия: гражданские служащие, дипломаты, военнослужащие, потом детализировались девять или десять видов, включая правоохранителей. Эти сословия существуют по закону, это люди, которые не работают, а служат… Взамен получая сословные привилегии. Есть, например, приказ управления делами президента об обслуживании в комнатах для официальных делегаций разного рода портов и железнодорожных станций, список — из 381 названия должностей. Дальше, есть указ президента о специфическом медицинском обеспечении некоторых лиц, занимающих государственные должности, по этому указу президента полностью бесплатное медицинское обслуживание и лекарственное обеспечение где-то у двухсот категорий. Дальше, наши федеральные депутаты освобождены от уголовного преследования. Собственно, почему раньше шли в депутаты? Потому что под суд не попадут, убегали от суда. И платили за это большие деньги, доходило до 5 миллионов долларов за место в Госдуме…

…Последний пример появления сословия — служба судебных приставов. Судебные решения не исполнялись, «менты» отказывались заниматься этим «грязным делом», это было расценено как угроза, и была создана служба судебных приставов, правоохранительная служба, которая занимается нейтрализацией угрозы, связанной с неисполнением судебных решений, а также охраной судов. И все другие сословия, которые у нас есть, созданы для нейтрализации каких-то угроз либо наследованы от Советского Союза. Например, нейтрализацией внешней угрозы занимается военная служба — российская армия, внутренние войска, которые сейчас стали Росгвардией, СВР, ФСО и еще пять министерств и ведомств. То есть основной принцип этой системы — извлечение ренты из часто придуманной угрозы. Той же внешней угрозы: еще десять лет назад нам никто не угрожал. Для того чтобы консолидировать армию и чтобы заработал закон о военной службе, нужен был внешний враг, он был изобретен, сейчас мы присутствуем при рассвете представления о внешней угрозе.

У нас есть классовое расслоение по уровню потребления, и есть сословные расслоения по объему долей распределяемых ресурсов. Чем больше угроза, которую нейтрализует сословие, — тем больше доля ресурсов, которая ей причитается. Например, поскольку считается, что есть внешняя военная угроза, существенная доля ресурсов, больше, чем другим сословиям, идет в армию. А внутри сословия существует расслоение, подобное классовому, по уровню потребления. Возьмем лиц свободной профессии, то есть живущих на гонорар: скажем, политтехнолог, который обслуживает администрацию вашей области, это совсем не то по уровню доходов, чем политтехнолог, который обслуживает администрацию президента.

[В отношениях между сословиями] в основном происходит формирование закрытости. У меня есть знакомый, который был депутатом, потом членом Совета Федерации, и у него была мечта уйти на госслужбу в соответствующем чине. Не получилось. То есть перейти из сословия в сословие практически невозможно. Мобильность отсутствует. Есть образ Советского Союза с его сословной системой и мощнейшими лифтами, которые обеспечивались за счет партийного аппарата. А сейчас я такого не вижу, сейчас есть только возможность вращаться в своей страте. Ну, нельзя перейти из правоохранительной на военную службу и наоборот, я не знаю примеров перехода…

…Чтобы социальная структура сформировалась, внешнее определение сословия должно совпадать с самоопределением. В Европе, если спрашиваешь человека: чем ты занимаешься, к какой социальной группе относишься? — он сразу отвечает, мгновенно. Там есть свои бюджетники, предприниматели, госчиновники. У нас же такого нет. Спрашиваю миллиардера, старого своего знакомого: Петя, ты к какой группе относишься? И Петя мне говорит: я старший научный сотрудник… У меня есть книжка про сословную структуру, в конце — список нормативных актов, вводящих форму одежды, на 20 с лишним страниц, 280 нормативных актов, по-моему. Вы где-нибудь видели работника прокуратуры в форме? Разве что в суде: да, полагается. Или работника Роспотребнадзора в мундире, красном таком? Помните, как однажды Онищенко появлялся [в мундире] на торжественном мероприятии, когда был руководителем этой службы? То есть сословие есть, но люди не хотят идентифицироваться даже по одежде. Есть сословная форма одежды, но латентная — в шкафу висит.

С правом тоже очень интересная ситуация. Если в Российской империи каждое сословие судилось по своему закону, то у нас есть единый Уголовный кодекс. Но в любой статье кодекса есть низшая мера наказания и есть высшая. И представители низших сословий судятся по высшей рамке: за украденную курицу — пять лет. А представители высших сословий судятся по низшим рамкам. То есть сословное право есть, но тоже латентное. Есть стереотипы поведения, также латентные. На торжествах по случаю «сословного дня», например в День прокуратуры или День чекиста, после этого всегда пьянка, и там проявляются эти стереотипы поведения, они специфичны для каждого сословия… Формирование сословий и сословного самосознания — длинный процесс. В двадцатилетний период никак не укладывается, необходимы два-три поколения. Доживет ли страна с такой сословной структурой, я не знаю.

«Примерно 40% трудоспособного населения в нашей стране не имеет дел с государством»

С «дела Ходорковского» была начата ликвидация предпринимателей, рынка, государство стало официально доминировать: не равенство перед законом, а равенство перед начальником, распределяющим ресурсы… Сейчас у нас все борются за справедливость. Есть два вида справедливости — уравнительная справедливость и распределительная. Уравнительная справедливость — это равенство перед законом, а неравенство возникает на рынке, и к этому состоянию стремятся все рыночные структуры. Распределительная справедливость — это когда государство распределяет ресурсы, создавая группы по значимости: чем значимее группа для государства, тем больше ресурсов ей полагается. Один раз у нас это не сработало, сейчас мы повторяем эту ситуацию, формируем социальную структуру, основанную на распределительной справедливости…

…У нас есть РСПП, это «купцы первой гильдии». «Деловая Россия» — «купцы второй гильдии». И «Опора России» — «купцы третьей гильдии». Если вы нашли себя в рамках этой корпоративной структуры, у вас будет меньше проблем. Но если вы не нашли себя, не получили политическую «крышу», то проблем будет больше. В конечном счете, приходится уходить от этого в так называемые «теневые» формы, хотя они совершенно публичны…

…Рыночные структуры у нас уходят в промыслы. Промысел отличается от рынка, от бизнеса тем, что там нет отношений «товар — деньги — товар», там есть работа на авторитет, на статус, на репутацию, которая конвертируется в том числе в деньги — когда вы идете к «хорошему парикмахеру», «хорошему врачу». Существенная часть деятельности у нас — промысловая, не рыночная, может, дорыночная. Я даже не знаю, где у нас остался рынок. Даже государственная корпорация — это промысловая структура, они промышляют. Чем занимается министерство финансов? Оно промышляет по нашим карманам. У нас у власти финансисты-монетаристы, их реальная экономика не интересует, их интересует только копеечка. Была копеечка с нефти — они народ не трогали. Когда нефть стала стоить меньше, они полезли шариться по нашим карманам. И дальше будут шариться, потому что ситуация не улучшится. А чем занимается министерство здравоохранения? Промышляет, втюхивая нам свое представление о здоровье, не совпадающее с нашим представлением, осваивая государственные ресурсы и создавая угрозу уменьшения здоровья населения…

…Очень многие уходят [в «тень» — ред.], по-моему, 300 тысяч организаций малого бизнеса за последний год. Они не исчезли, они перешли в «гаражную» форму или в «дачную» форму, или в какой-то другой вид промысла, ушли от государства, государство их не видит. И всем хорошо… Примерно 40% трудоспособного населения в нашей стране не имеет дел с государством, живет вне государства…

…Сейчас идет ликвидация сословия бюджетников, через «перевод на контракт», при этом сословные привилегии уходят в никуда. Например, с этого года на контракт переходят работники высшего образования, из бюджетников они превращаются в рабочих по найму. То же самое происходит с врачами. Бюджетники исчезают, теряют официальные льготы… Вы же видите, как отчитывается наш министр здравоохранения о средней зарплате: что средняя зарплата повышается сообразно указу президента. Но реальная зарплата врачей, работающих внизу, если не учитывать дополнительные доходы, понижается. При этом достаточно посмотреть на замки, в которых живут главные врачи государственных клиник, и становится ясно, куда идут эти деньги. Это одна из самых обеспеченных категорий — главные врачи.«Уровень незнания своей страны просто поражает»

Из космоса по освещенности видны границы между регионами: пространство не освоено и не описано. Москва — да: судя по данным коммунальных служб, канализации, в Москве единовременно гадят 30 миллионов человек. Еще есть радиальные дороги, а между ними — пустошь, ничего нет. В радиусе 100 километров от Москвы мы насчитали 40 поселений, не имеющих статуса, не зарегистрированных, поселений без власти, без почтового индекса. При определенной численности [населения] они выходят на самодостаточность, уже и без денег могут жить, просто на мене… Есть в стране поселения, которые живут за счет промысла усыновления. Мы такое встречали в Новосибирской области, в Тверской — там был интересный случай: священник в маленьком районе, практически нет прихожан и, соответственно, сбора. Так он взял на воспитание шесть детей из детдома…

…Приезжаем в село: индекса нет, магазина, электросети — нету, транспортная доступность — 3-4 месяца в году. С чего люди живут? Где-то с пушнины, где-то с рыбы, где-то с леса промысел какой-то. И жизнь выстраивается вокруг этого промысла, они решают свои проблемы сами. Государство уходит с нижних уровней: сначала здравоохранение было на муниципальном уровне, сейчас передали на региональный, ФАПы лишили статуса юрлиц и влили в состав межрайонных больниц, при этом, естественно, лишив бюджетных ресурсов и штатов. Но людям-то лечиться надо, поэтому в последние десять лет возникла система неформального здравоохранения. О чем говорят в аптеках? Диагностика, лечение, подбор лекарств, консультации по состоянию здоровья. Аптеки у нас — полноценный элемент неформальной системы здравоохранения. Практически нет поселений, в которых не было бы колдуна, знахаря. Население лечится само, не обращаясь в государственную систему здравоохранения. Есть газета про здоровый образ жизни, есть телевидение, там тоже рассказывают, как и что нужно лечить. А нередки случаи, когда врачи говорят: ну, иди, молись…

…И эта натуральная жизнь не является предметом исследовательского интереса. Мы работали на Алтае, в районе, который граничит с Казахстаном: замкнутая экономика внутри региона, там есть специфические породы крупного рогатого скота и лошадей, им требуется минимум сена, поскольку в горах выдувает снег и животные сами добывают себе прокорм. Граница с Казахстаном — 8 километров, фактически не охраняемая, эти табуны перегоняются на мясокомбинаты в Казахстан, и полученных денег хватает. Плюс лекарственные травы, охота. По официальным данным население района — 10 тысяч человек, а глава администрации сказал, что когда в 1992 году вводили талоны на питание, сразу стало 14 тысяч. Сейчас тысяч под 20, а по переписи — 12 тысяч. Это результаты одного нашего исследования: мы попытались проверить, как формируется первичная статистика, которой пользуется государство, и пошли по домам в маленьких поселениях до 50 тысяч человек. Данные Росстата разнятся от того, что считают сами [местные] власти на 10-15%, населения на 10-15% процентов больше, чем считает Росстат.

То есть мы даже не знаем, сколько у нас народу в стране, непонятно, сколько народу живет.

Это было не единичное исследование, 10 регионов, 300 муниципалитетов — и везде одно и то же: у нас подушевое финансирование, объем ресурсов, который распределяется региональным центром в муниципалитеты, зависит от численности населения, и регион заинтересован в том, чтобы приуменьшить численность населения. Непонятно — а может, в стране 160 миллионов человек? Это вполне возможно. (По официальным данным — порядка 147 миллионов — ред.). Уровень незнания своей страны просто поражает. И нежелание знать, как она устроена, наша страна.

И негативизм по отношению к тому, как она устроена. Сидят люди внизу, на уровне районных администраций, и можно получить бюджетные ресурсы на будущий год, но только для нейтрализации каких-либо угроз. Сколько езжу по стране, не вижу реальных безработных, нет их. Официальная статистика — по-моему, 6% безработных, в отчетах районных администраций эта цифра достигает 15-20%. Это уже угроза социальной стабильности и обоснование существования министерства социальной защиты. Из бюджета деньги идут на нейтрализацию угрозы безработицы, которой нет… Люди снизу пишут бумажки: дайте нам ресурсы, потому что у нас копятся проблемы. И у человека, который сидит наверху и читает эти бумажки, возникает ощущение, что в стране все плохо. А люди просто бабок хотят. И непонятно, где власть…

…Те теории, которые используются для описания нашей реальности, ее объяснения, целиком и полностью позаимствованы откуда-то. Это специфическое российское явление и источник многих проблем. Петр I позаимствовал государственное устройство у Голландии, потом из марксизма было заимствовано представление о справедливом обществе. А сейчас мы заимствуем разные, мне кажется, не очень адекватные теории про рынок, демократию, менеджмент и все прочее. Ученые-обществоведы занимаются тем, что пытаются адаптировать импортированный понятийный аппарат для описания нашей реальности. Естественно, ничего не получается. Поэтому возникает ощущение, что плохо всё в нашей стране: мы живем не так, как должны, нет у нас ни рынка, ни демократии, ни справедливости. Возникает ощущение, в том числе у власти, которая воспитана на этих переводных книжках, что не надо изучать нашу Россию, а надо ее реформировать. Поэтому за последние 30 лет у нас было 60 реформ, и ни одна из них не привела к желаемому результату. Это следствие негативистского отношения к нашей реальности, нежелания принять страну такой, какая она есть, и желания ее переделать сообразно какой-то дурацкой схеме, начиная с марксизма и кончая современной демократической… Надо кончать читать переводные книжки, кончать преклоняться перед авторитетами и исходить из того, что наша страна не описана вообще.

Источник