Одно из главных событий минувшего года -- собственное театральное здание, появившееся у «женовачей» (так называют Студию театрального искусства) -- да такое, что по нему можно водить экскурсии. Большую сцену открыли прошлой весной «Битвой жизни» по Диккенсу. А на Малой на днях сыграли «Реку Потудань». В интервью перед спектаклем режиссер назвал платоновский рассказ сокровенной прозой. Как выяснилось, говорить со зрителем о сокровенном -- очень непросто.
Бывшая золотоканительная фабрика купцов Алексеевых (то есть семьи Константина Станиславского) так талантливо перестроена и оформлена художником Александром Боровским, что посетить ее -- все равно что побывать в музее архитектуры и дизайна. И наглядно убедиться, как суперсовременно может выглядеть подлинная кирпичная кладка, исторические интерьеры и старая мебель в стиле ар-нуво, если ко всему этому добавить умный и функциональный дизайн.
В фойе -- большие деревянные столы, за которыми собираются зрители. Перед началом «Битвы жизни» грызут яблоки, как будто выращенные заботливым садовником -- героем повести Диккенса. А перед «Рекой Потудань» ужинают картошкой, черным хлебом с салом и пьют чай из алюминиевых кружек.
Кто-то из критиков уже высказал предположение, что создатели МХТ были бы довольны этим зданием. Думается, они одобрили бы и то, как последовательно вводит Сергей Женовач во «взрослую» жизнь своих недавних выпускников -- чередуя работы в больших и в малых пространствах. От размеренного ритма Диккенса -- к прозе Платонова, полной непривычных метафор и словно вздыбленной, как сама Россия после гражданской войны.
Любовь к инсценировкам прозы и сами принципы строительства театра Сергей Женовач перенял от своего учителя, Петра Фоменко. Поэтому каждая новая премьера в Студии театрального искусства появляется и существует не сама по себе. Это ступенька вверх, новый «кирпич» в эстетике театра.
Художник Александр Боровский в «Реке Потудань» словно цитирует своего отца -- знаменитого Давида Боровского, многолетнего соавтора Юрия Любимова по «Таганке», в 1974 году оформившего спектакль «Деревянные кони» по прозе Федора Абрамова.
На «Таганке» (символично, что «женовачи» обрели свое здание почти по соседству с театром Любимова) зрителя запускали в зал через сцену, устелив путь цветастыми половичками, добытыми Боровским-старшим в экспедициях по деревням.
Похожий половик узкой, словно река, лентой делит надвое весь маленький зальчик «женовачей». Слева и справа -- по ряду зрителей. Запуская публику в боковую дверь, красноармеец (словно взятый напрокат из другого легендарного спектакля «Таганки» -- «Десять дней, которые потрясли мир») проверяет билеты и отбирает у всех мобильники.
Актеры появляются не из-за кулис (их тут нет), а выходят из другой двери. Половик ведет от нее к противоположной стене -- к целому «лесу» струганых деревянных досок: герои рассказа Платонова работают в мастерской крестьянской мебели.
Большая часть действия происходит в проеме между досками и побеленной кирпичной стеной, в которой выдолблена неровная колея. Выхваченная из темноты острым лучом света (свет Дамира Исмагилова -- такое же важное «действующее лицо», как и актеры), она превращается в замерзшую Потудань, по берегу которой гуляют герои, считая дни до свадьбы. И в которую собираются кинуться после свадьбы -- вот только дождаться бы, когда тронется лед…
Экзамен на искренность
Спрятаться за привычными «масками» здесь не удается ни артистам, ни зрителям. Глаза и реакции публики видны так хорошо, что во время спектакля становится даже неловко: а вдруг и у меня такое же неприязненное выражение лица, как у той дамы напротив?!
Для актеров существование в таком маленьком зале -- экзамен на выносливость.
Камертон искренности задает отец (Сергей Качанов). Пристроившись на табурете между досок, он, будто извиняясь за то, что все еще живет на свете, рассказывает, как было у него три сына: два сгинули на империалистической войне, а третий, Никита, еще, может быть, вернется с гражданской...
Сергей Качанов чуть-чуть комикует, подчеркивая и необычный платоновский юмор, и простодушную философию одинокого старика, рассуждающего о том, что «жизнь далеко не нормальна». Его пронзительные и смешные байки словно оттеняют черствость и эгоизм молодости. Андрею Шибаршину и Марии Шашловой пока не удается быть столь же достоверными, как Качанову. Однако логике платоновской истории -- сокровенной истории двух юных людей, устремленных к прекрасному будущему, но чуть не погибших из-за такой малости, как телесная любовь, это вовсе не противоречит.
Вернувшись с войны и едва обняв отца, Никита встречает Любу -- дочку покойной учительницы, о которой раньше не смел и мечтать. Теперь оборванная, изможденная Люба учится в Уездной медицинской академии и живет одна в большом доме, без тепла и еды.
Лучше всего Марии Шашловой удается сыграть эту постоянную борьбу с голодом -- лихорадочный блеск глаз и порывистые движения, оправдывающие смешные и горькие фразы: «Я и так не очень люблю кушать: это не я -- голова сама начинает болеть, она думает про хлеб и мешает мне жить». Думать о еде незачем и некогда -- надо зубрить лекции.
Вот так же она до времени приказывает себе не думать о любви -- жениться можно только после экзаменов. Мария Шашлова пока не столько играет, сколько верно намечает тему: сила в этой Любе -- стихийная и неистребимая. Как в реке Потудань.
Андрей Шибаршин, напротив, подчеркивает в своем Никите слабость и потерянность. Увидел Любу -- и словно позабыл, что был солдатом гражданской. И случилось с ним что-то такое, что «вся сила бьется в сердце, приливает к горлу, не оставаясь больше нигде».
Непростая задача -- сыграть этот физиологический стыд, да еще на крупном плане. Ссутулившись, не поднимая глаз, Никита трет дощатый пол -- искупая свою бесполезность ночью, с удесятеренной силой доказывает свою необходимость днем.
Но при всей чуткости к платоновскому слову и душевным движениям его героев ближе к финалу в спектакле появляется какая-то скомканность, недоговоренность. Впрочем, «Река Потудань» явно рассчитана на вырост. Да и сама студия Сергея Женовача -- из тех театров, куда надо возвращаться и с удивлением открывать, как меняются спектакли и вырастают артисты.
