Актуальный театр все меньше поддается жанровым определениям. На фестивале современного танца ЦЕХ показали спектакль Пьера Ригаля «Пресс». В нем нет слов, но он мог бы отлично пройти на любом драматическом фестивале.
Тихий ЦЕХ
В юности создатель и исполнитель «Пресса» Пьер Ригаль занимался легкой атлетикой. Потом получил образование экономиста и математика. Потом осваивал азы кино, а уже после заразился вирусом танца. В общем, нет ничего удивительного, что в своих постановках он использует разные технические фокусы. Например, в «Прессе», по сути, два действующих персонажа: человек, зажатый в комнате, стены и потолок которой постепенно сближаются; и камера, глазок которой наблюдает за происходящим…
По драматизму и мощи исполнения немой (за исключением нескольких фраз, звучащих на заднем плане), сюрреалистический «Пресс» оставляет позади множество подобных экспериментов в драматическом театре. Вот, скажем, если бы кто-то поставил так «Превращение» Франца Кафки -- новеллу о клерке, в одном прекрасное утро превратившемся в насекомое, и сходящийся пол и потолок стали бы метафорой сгущающихся страданий героя, все кричали бы «браво», и спектакль, наверняка, объездил бы все престижные фестивали. Однако что-то столь же выразительное в драме сегодня случается не часто. И потому факт остается фактом: рядовой спектакль фестиваля ЦЕХ (этот форум хоть и 10-й по счету, и проходит в рамках Года России-Франции, но особой шумихи вокруг нет) выглядит куда интересней многих «раскрученных» московских премьер.
Беда, однако, в том, что любители драмы и драматические критики балет и современный танец посещают редко. На ЦЕХе» в зале Центра имени Мейерхольда драму «представлял» один Дмитрий Крымов. В основном же весь наш театр живет по старинке, с убеждением, что драма – это много умных слов, а балет и современный танец – это виртуозное, но пустоватое дрыгоножество или какая-нибудь совсем уж абстрактная заумь.
Меж тем, самое интересное сегодня как раз и происходит на смежных территориях – между танцем, драмой и перформансом. В этом год за годом убеждает фестиваль NET, очередная программа которого закончилась недавно близким к «Прессу» экспериментом – в драматическом спектакле венгерского режиссера Виктора Бодо «Час, когда мы ничего не знали друг о друге» тоже не было ни единого слова.
С ног на голову
Видимо, слова действительно потеряли ценность. И потому лучшие сегодняшние спектакли заменяют их пластикой, иногда даже цирковыми фокусами и видео. В «Прессе» видео нет, а есть лишь крошечная камера, которая кажется живой: штатив закреплен на стене, но время от времени меняет положение, по-змеиному вытягивая шею. Кто и для чего затеял съемку неведомо ни зрителю, ни самому испытуемому, стройному человеку в черном костюме и остроносых ботинках. Этот менеджер с лицом интеллектуала заперт в крошечной пустой комнате с одним стулом. Стены (автор оформления сам Пьер Ригаль) обшарпаны и, кажется, покрыты пылью. Поначалу человек спокойно мерит комнату шагами, не впадая в панику даже тогда, когда пол поднимается настолько, что голова упирается в потолок. Тут герой ухитряется походить по стенам и встать на голову, причем заложив руки в карманы и даже притоптывая ногой по потолку – так, что зрителям кажется, будто с ног на голову перевернулись они, а персонаж в кубе спокойно стоит на полу.
Но постепенно странные звуки, сопровождающие эту «прогулку» по потолку, сгущаются в скрежет, пространство еще больше сжимается, человек падает на пол, а встать в полный рост ему уже не удается, мешает голова. Тогда он почти в буквальном смысле убирает ее в карман: плечи касаются потолка, за воротом пиджака не видно шеи – трюку позавидовал бы любой акробат, а зловещей мизансцене – любой режиссер и художник.
В «Прессе» много таких отлично придуманных и виртуозно исполненных трюков, постепенно нагнетающих напряжение в зале. Кульминацией становится неприятный сюрприз: электронный соглядатай, как оказывается, не только фиксирует мучения героя, но и провоцирует их - когда пол и потолок сойдутся настолько, что человеку придется лечь, герой внезапно сорвет камеру со штатива и сунет в рот, будто хочет проглотить. Адский скрежет разом прекратится, пространство расширится. Однако и сам герой тоже изменится – подсвеченное изнутри лицо превратит его в персонаж фантастического мультика, человеческая пластика сменится в движениями робота. Почувствовав это, он захочет выплюнуть зловещий механизм…
Найдет ли он выход из-под пресса? Нет, поскольку авангардный театр не любит хэппи-эндов. Однако свою цель Пьер Ригаль выполнит на все сто. Он заставит нас вконец запутаться и потерять все прежние ориентиры, чтобы потом, если, конечно, нас не раздавит рутина, мы смогли раздвинуть рамки традиционных представлений о театре и двинуться дальше.
