Фестиваль «Сезон Станиславского» привез в Москву новый спектакль Алвиса Херманиса. Автор «Долгой жизни» и «Латышской любви» завершает цикл своих латышских историй «Вечеринкой на кладбище». Или, как уточняют его артисты, «Кладбищенскими праздниками».
О покойниках либо смешно, либо ничего
Умирает старый еврей. «Первый раз, сынок, ты должен жениться на еврейке. Потом, если станет тяжело, разведись и возьми русскую. – Зачем, папа? – Ох, сынок, ты поймешь это в постели. Ну, а после русской бери латышку. – А это еще зачем? – Ну, сынок, должен же кто-то ухаживать за твоей могилкой!»
Наверное, ни в одной стране нет такого культа кладбища, нигде так придирчиво не смотрят на чужие могилы (вон, у Гундарсов-то покрасивей вышло, чем у нас!), как в Латвии. И такого кладбищенского праздника, на который съезжаются год не видевшие друг друга родственники. Не считая, конечно, Мексики, где в любом сельпо вместо петушков на палочке продают сладкие черепушки и скелеты в меду. А уж как потомки ацтеков поют и пляшут на могилах!
В общем, логично, что режиссер Алвис Херманис, чьи спектакли можно назвать энциклопедией новейшей истории Латвии, после «Долгой жизни» (бытие постсоветских стариков), «Звука тишины» (60-е, их комсомольско-битловская юность), «Латышской любви» и «Латышских историй» подошел к такому важному аспекту жизни латышей, как смерть.
«С 1991-го все это и началось -- живую музыку стали заменять синтезаторами. Заработать стало сложно…» -- наперебой рассказывают актеры, все как один выучившиеся играть на духовых. Разумеется, их 13. Одетые в черное, они сидят полукругом, пьют, закусывают и отбивают каждую историю траурным маршем. Зал хохочет, узнавая «Yesterday» «Битлов». У покойников, знаете ли, разные увлечения: кто-то любит рок, кто-то Бетховена (на кладбище все звучит в одну дуду). А другие предпочитают заранее заказывать себе гроб -- в Эстонии, говорят, дешевле, но приходится платить за доставку.
«У нас была такая огромная скрипачка, она потом умерла, заразившись парами трупного яда. Так вот, однажды она заткнула мне трубу тряпкой», -- рассказывает музыкант, силясь выдуть звук из заткнутой трубы. «Однажды мы играли на кладбищенском празднике. И вдруг муж выдохнул и уронил голову – все потом сказали, какая прекрасная смерть», -- вспоминает вдова, указывая на пустой стул, около которого так и стоит труба.
«-На, выпей!
– Коньяк? Не могу, желудок болит!
- Не оскорбляй Латгалию – чистый самогон!
– Ну, другое дело…»
На заднем плане, за спинами актеров, сменяются фотографии – 500 снимков, сделанных рижским фотографом Мартинсом Граудсом на кладбищах Латвии, Мексики и Вены. Поскольку спектакль Нового Рижского театра сделан при поддержке Венского фестиваля, Вене здесь тоже отдают дань. В прологе на экране мелькают серые надгробья. Великолепный Гундарс Аболиньш (это он играл нелепую и прекрасную Соню в одноименном спектакле по рассказу Татьяны Толстой) рассказывает о своей прогулке по Центральному Венскому кладбищу, Бог знает почему расположенному в 10 км от самой Вены. В XIX веке власти города даже собирались доставлять туда покойников пневмопочтой...
Берегите голову
У кого-то другого вышло бы слишком надрывно, или возмутительно цинично, или фальшиво, но только не у Херманиса с его светлым, позитивным мироощущением. Ведь он не только театральный археолог, через, скажем, изучение кладбищенских букетов (после войны их ставили в гильзах от снарядов, потом -- в банках от пепси, а теперь -- в вазочках, значит, доходы населения все же выросли) постигающий историю своей страны. Он еще и остроумный философ, принимающий и жизнь, и смерть. Его юмор -- с привкусом абсурда и горчинкой, как у Чехова. «Труп писателя привезли в вагоне для устриц; вокзал расположен в 10 км от города; вон дерево засохло, но по-прежнему качается на ветру вместе с другими, вот так и мы…», -- эти чеховские истории вполне могли бы вплестись в ткань спектакля Херманиса. А потому этот полуторачасовой кладбищенский праздник (сам режиссер называет его музыкальной инсталляцией) оставляет ощущение джазовой импровизации -- то веселой, то печальной, но всегда умиротворяющей. Вспомним тех, кого мы, в отличие от латышей, навещаем не часто. И улыбнемся.
Да кстати, оказывается, на Венском кладбище орудует научная секта, отрезающая покойникам головы -- говорят, голова Бетховена уже пропала. Берегите себя!
