В театре «Практика» вышел спектакль «Пиноккио». Его поставил Жоэль Помра –- известный французский режиссер, много работавший с трудными подростками. История Пиноккио у него вышла немного назидательной, хотя суть этих назиданий не совсем ясна.
Французская резня бензопилойТри года назад Жоэль Помра выпустил в «Практике» спектакль «Этот ребенок» -- несколько документальных рассказов про подростков из бедных кварталов и их родителей. Тогда же в Москву, на фестиваль «Большая перемена» привезли его «Красную шапочку» -- остроумную, сюрреалистическую версию сказки Шарля Перро.
«Пиноккио» представляет собой смесь обоих спектаклей: деревянный мальчишка оказался хулиганом из неблагополучной семьи, а волшебные превращения, описанные в сказке Карло Коллоди, случаются с ним в среде шпаны и люмпенов. Другое дело, что эту шпану, отбирающую у деревянного мальчика деньги, или даже убийц, повесивших его на суку, Помра умеет представить в таком необычном, сюрреалистическом свете, что прямо дух захватывает.
Убийцы носят форму ку-клукс-клановцев, в шпану мгновенно превращается сам ведущий – в прологе актер Дмитрий Готсдинер рассказывает о том театре, который происходит в его воображении. И тут луч высвечивает на маленькой темной сцене два ряда персонажей, лица которых закрыты звериными масками. Короче, в театре Помра реальность чуть-чуть искривлена, ровно настолько, чтобы превратить сказку в зловещее фэнтези, приправленное черным юмором. Так папаша Джузеппе (Олег Комаров) пилит орущее полено бензопилой, пока из него не выскочит деревянный мальчик (Алиса Гребенщикова), страдальческое лицо которого кажется вымазанным кровью. Приглядевшись, понимаешь, что глаза и губы Пиноккио грубо намалеваны – так мог бы намалевать деревенский столяр, делавший деревянных кукол на продажу. Алиса Гребенщикова точно передает резкие, рубленые движения только что вылезшего из полена Пиноккио. Мысли у него оказываются земные и вполне жлобские. «Школа не для меня, хочу есть и развлекаться. А если учиться, то только с новеньким букварем», -- орет юный чурбан, заставляя отца выменять единственное пальто на букварь. Букварь парнишка, разумеется, тут же продаст проходимцам, заманившим его не в цирк, как в книжке, а в варьете, где деревяшка оживет настолько, что захочет облапать певицу, в образе которой перед ним предстанет фея.
Актрисе Светлане Камыниной досталась самая неблагодарная роль: фея только и делает, что читает нотации и обещает Пиноккио превратить его в живого мальчика в обмен на хорошую учебу и примерное поведение.
Трудности перевода
И тут, надо сказать, начинаются сложности. Непонятно, зачем бедной во всех смыслах деревяшке превращаться в живого заморыша. В страшном, темном мире (метафизические сумерки, которые никогда не сменит солнечное утро, – метафора земных страданий и место действия всех спектаклей Помра) быть деревяшкой гораздо легче. Однако режиссер последовательно проводит своего героя по всем кругам сказочного ада и все же превращает его в живого мальчика. В финале Алиса Гребенщикова меняет короткие штанишки и кожаную шапочку Пиноккио на импозантный черный костюм. В точно таком же является и Джузеппе, так что зрителю впору подумать, что Пиноккио не только ожил, но и разбогател, хотя это абсолютно не следует из всех предыдущих событий. В общем, «идеологических», претензий этому спектаклю не избежать. Может быть, сказались трудности перевода (автор – Татьяна Уманская) или привычка режиссера к социальным проектам. В любом случае, сюжетные концы в «Пиноккио» не сходятся.
А вот мизансцены Жоэля Помра, напоминающие старинные офорты, изысканный свет и сценография Эрика Суайе, скупая, как бы отстраненная манера игры четырех актеров, перевоплощающихся во всех сказочных персонажей, никаких претензий не вызывают. Одно восхищение.
