Мюнхен 1930-х зарифмовали с Парижем нулевых

Народный городской театр

Демарси-Мота, сын португальской актрисы Терезы Мота и французского драматурга Ришара Демарси, первый театральный кружок организовал еще в лицее. Со временем кружок влился в состав Театра де ля Коммюн и несколько лет успешно работал в Обервилле. В 2001-м режиссер переехал в Реймс, где руководил Театром комедии и даже открыл при нем исследовательский центр. А в 2008-м его назначили директором парижского Театра де ля Виль, одного из самых крупных театров города. В труппу вместе с новым директором влились и актеры, следовавшие за ним все эти годы. В общем, Демарси-Мота -- прирожденный театральный лидер и не лукавит, когда говорит, что хочет превратить городской театр Парижа (так переводится название «Театр де ля Виль») в народный театр, в зале которого объединяются люди разных поколений, социальной и национальной принадлежности. Он ставит Шекспира, Пиранделло и Ионеско, открывает публике молодых драматургов и ратует за то, чтобы труппа почаще играла на выезде, например в малообеспеченных пригородах Парижа.

В 2009 году Демарси-Мота поставил пьесу «Казимир и Каролина» популярного в Европе и малоизвестного у нас Эдена фон Хорвата. Этот немецкий драматург был среди тех, чьи книги в числе первых полетели в огонь после прихода к власти Гитлера. Все потому, что Хорват очень рано почувствовал и адекватно описал колоссальное социальное неблагополучие, сгущавшееся в воздухе Германии после Первой мировой.

Действие пьесы «Казимир и Каролина» происходит в Мюнхене 1930-х. Место действия -- ярмарка «Октоберфест». Разгоряченная пивом толпа жаждет развлечений. И вот уже благовоспитанные сотрудницы офиса малоотличимы от уличных девиц, к которым наравне с безработными пристает владелец банка. Впрочем, безработных в этой пестрой толпе все же больше -- по статистике, в Мюнхене к 1931 году их было 4,9 млн человек. Молодой шофер Казимир (Тома Дюран) пополнил их число только сегодня и потому ужасно раздражает свою невесту Каролину (Элоди Буше), мелкую служащую, нацепившую по случаю праздника мини-юбку и решившую не только «оторваться по полной», но и сделать карьеру за счет какого-нибудь выгодного знакомства. Каролина, как и вся толпа, глазеет на парящий над площадью дирижабль, а Казимир уныло смотрит под ноги. Стоит ему только зазеваться, он обнаруживает невесту в компании с неким портным Шюрцингером (Юг Кестер), немолодым, зато обстоятельным. А еще позже замечает, что на девушку, к явному ее удовольствию, пялятся сразу двое влиятельных господ -- банкир Раух и его приятель Шпрее, именующие между собой Каролину «мадмуазель Попка».

Жить становится все лучше и лучше

Как утверждает режиссер, в пьесе очень точно схвачен язык улиц. Судить об этом по бегущей строке перевода русскому зрителю сложно. Зато с ходу можно заметить, что слов в пьесе куда больше, чем действия. Это многословие Демарси-Мота разнообразит виртуозно и со вкусом: на сцене -- конструктивистские декорации Ива Колле и талантливые видеопроекции Матье Мюлло. По ходу пьесы герои смотрят кино, а Каролина то норовит прокатиться на американских горках, и тогда на заднике мелькают закрученные рельсы, создавая полную иллюзию крутого спуска, то взбирается на лошадь -- живого коня в спектакле заменяет железный остов. Пьяная Каролина, удерживающаяся в седле под сальными взглядами богатых стариков, -- одна из самых ярких и зловещих сцен. В пьесе полным-полно героев, так что в спектакле занята вся труппа, смачно и слаженно изображающая толпу подвыпившей безработной молодежи -- молодежи без будущего. Кстати, вероятно, поэтому «Казимир и Каролина» пользуется таким успехом у жителей парижских пригородов. Как рассказывает Демарси-Мота, молодые люди в зале уверены, что пьеса написана пару лет назад.

Но при всей изысканности внешней отделки «Казимир и Каролина» -- типичный пример интеллектуального литературного театра, в котором главное -- не перевести литературу на язык театра с помощью визуальных образов, а внятно донести суть текста. Эмманюэль Демарси-Мота отлично с этим справляется. Финальная сцена, в которой Шюрцингер заставляет похмельную, лишившуюся всех радужных надежд Каролину повторять, что жить становится все лучше, смотрится весьма актуально. Однако факт остается фактом: такой старомодный литературный театр иначе как вчерашним днем европейского искусства не назовешь.