На Чеховском фестивале показали «Туман» Даниэле Финци Паска. Цирковое шоу, все номера которого окутывает густая и немного нарочитая ностальгическая дымка, имело бы все шансы стать главным хитом этого лета, если бы до него Москва не увидела «Невидимый цирк» Жана-Батиста Тьере и Виктории Чаплин.
Режиссер, писатель, хореограф и клоун Даниэле Финци Паска вырос в Швейцарии, в семье фотографов -- фотографами были его прадед, дед и отец, а сам он решил заниматься театром. «Дождь», поставленный им с канадскими артистами и произведший настоящий фурор во время прошлого Чеховского фестиваля, убеждал, что семейная династия на самом деле не прервалась. Казалось, в театре Паска занимается тем же, чем его предки в фотостудии: колдуя со светом и тенью, тщательно выстраивая композицию, он дает клоунам и акробатам исполнить свои трюки, а в самый красивый момент нажимает на невидимую кнопку -- и картина навсегда застывает в памяти.
В «Дожде» участвовали артисты канадского «Цирка Элуаз». В «Тумане» к ним прибавились не менее искусные акробаты и эквилибристы из швейцарского «Театро Сунил». Однако результат вышел странный. И хотя публика на поклонах свистит, улюлюкает и даже воет от восторга, нельзя избавиться от мысли, что на этот раз у Финци Паски что-то не задалось. Может статься, виной тому -- слишком высокая планка, поднятая на нынешнем фестивале семейством Чаплин, умеющих сочетать виртуозное циркачество с тончайшим вкусом.
Очень туманный «Амаркорд»
С мастерством в «Тумане» проблем нет -- некоторые акробатические трюки доведены до прямо-таки неземного совершенства: то и дело кажется, что артисты разгуливают по воздуху, воспаряют вверх и падают вниз, словно в невесомости. А вот со вкусом, с умением выстроить из этих трюков единый спектакль что-то не так.
Как и в «Дожде», лейтмотив «Тумана» -- путешествие в безвозвратно ушедшее прошлое. Только вместо капель дождя во всех номерах работают призрачный свет и дым. Гимнасты летают на трапециях, а со сцены к ним тянут руки люди в старинных белых одеждах -- то ли персонажи какой-то классической пьесы, то ли образы из детских воспоминаний постановщика.
Кто-то из европейских критиков уже поспешил сравнить этот «Туман» и с «Вишневым садом» Джорджо Стрелера, и с «Амаркордом» Феллини, и с сюжетами картин Шагала. Сам же Паска утверждает, что на спектакль вдохновляла его старенькая бабушка.
В прологе перед занавесом появляется клоунская троица: толстый бородач Гонсало (Гонсало Муньес Феррер, как и другие исполнители, носит на сцене свое реальное имя), худенький жонглер Стефан (явное альтер эго самого постановщика) и молчаливый дылда-фонарщик. При тусклом свете рыбацкого фонаря, качающегося на длинной палке, чередуя итальянский (родной язык Финци Паски) с ломаным русским, артисты выясняют у зала, принято ли еще носить с собой белый носовой платок. Тут Стефано вспоминает о своей бабушке, которая всегда машет ему вслед, -- ее белый платок хорошо различим даже в густом тумане. А старый Гонсало -- о некой Лючии, нежном ангеле, торговавшем в мясном магазине в дни его юности.
Занавес уплывает. Под печальную музыку гуттаперчевая гимнастка кувыркается на разделочном столе, рискуя задеть подвешенные на крюках мясные туши, а после, стоя на руках, ухитряется удержать нож на пятке…
Чеховский мотив
После еще нескольких номеров развеивается не только туман, но и последние сомнения: мнимое путешествие в прошлое -- лишь повод, чтобы очаровать зрителя новой эффектной картинкой, изящным кувырком или полетом на трапеции. Репризы между номерами становятся все более путанными и необязательными.
Вдобавок, словно взявшись напомнить, что цирк -- дело грубое, Паска представляет Гонсало этаким Карабасом-Барабасом, хозяином цирка, безжалостно муштрующим своих циркачей. Роль «белого клоуна» достается небольшого роста бразильцу -- в перерывах между прыжками на батуте (артист умудряется запрыгнуть с него на высоко висящие качели) он становится объектом насмешек и издевательств хозяина.
В общем, как ни виртуозны исполнители, мысль, робко наклевывавшаяся еще на представлениях младших Чаплинов, на «Тумане» преследует почти неотступно: вот если бы дать в помощь этому с виду поэтичному и красивому, но местами аляповатому спектаклю какую-то связную, умную пьесу -- цены бы ему не было. Вероятно, это чувствует и сам Даниэле Финци Паска: уже объявлено, что следующим его спектаклем будет постановка по Чехову.
