Фотограф, который не переносил несчастья ближних

Пьер Була любил представляться так: «Я, как сантехник, просто делаю свою работу фотографа». Действительно, в сноровистых мастерах светописи нуждались во все времена различные правительства, различные фотоагентства и иллюстрированные журналы. Во время войны Була снимал для правительства в Виши. При этом умудрялся балансировать между официозом коллаборационистского режима и сочувствием к его жертвам. С одной стороны, у него были фотографии типа «Маршал Петен выступает с речью перед толпой», а с другой -- кадр с несчастным очкариком, которого на двуколке увозят жандарм и человек в штатском. Пришло освобождение, и, как говорят, Була снимал высадку десанта союзников. Но таких фотографий нет на нынешней ретроспективе. Как не было их и на его предыдущей выставке в Москве 1999 года.

Дальше все по официальной истории: неразбериха и бесконечная чехарда президентов во времена IV республики, в которой хоть какой-то стабильной фигурой выглядел премьер Пьер Мендес-Франс (он и представлен на снимке Була -- такой сдержанный, несмотря на растерянность). Затем эпоха де Голля, который навел такой порядок в V республике и ее бывших колониях, что одни французы, покряхтев, удовлетворенно успокоились, а другие взялись за оружие. Була свидетельствовал об этом времени, но как-то отстраненно, хотя был и в толпе алжирцев, и в двух шагах от знаменитого генерала-реформатора. Его снимки де Голля настолько крупны и подробны, что, кажется, увидены через оптику наемника из форсайтовского «Дня шакала».

Однако в драматические моменты истории Була обходился без фотодрам: он бывал на Востоке, но у него нет войны в Индокитае. Он снимал парижскую богему в затрапезной гостинице «Босежур», но события мая 1968 года прошли мимо него. Как писал один французский критик, «Була фотографировал все, кроме войны и нищеты, ибо не переносил несчастья ближних».

Зато Була любил поделиться со зрителем различными курьезами и анекдотическими сценами, подсмотренными в разных уголках мира. Вообще он был мастером жанра фотографии с подписью. И потому на его нынешней выставке нужно не только рассматривать снимки, но и читать этикетки. Как, например, комментарий к фото «Кадеты Вест-Пойнта, США, 1957»: «Первый день. Лицом к лицу новобранец со своим капитаном-инструктором. «У тебя есть месяц, чтобы убрать двойной подбородок». -- «Есть, сэр!» В иных случаях без таких подписей просто нельзя понять абсурдность некоторых ситуаций. Как, скажем, фото образцовой неаполитанской семьи было бы ничем не примечательным, если бы не развернутый комментарий: «Отец Майоль был подпольным подрывником (здесь, правда, ошибка перевода с французского: не подрывник, а пиротехник, не подпольный, а самодеятельный). Однажды ночью он стал случайным виновником смерти своих пятерых детей, за что был приговорен судьей Неаполя к тому, чтобы родить пятерых детей. Семь лет спустя семья была восстановлена».

Вполне понятно, что в случае Була нужно с большим вниманием относиться к текстам, чтобы не исказился смысл его фотографий. Чтобы не получались такие накладки, как в подписях к серии с дегустатором вин, где чуткий инструмент сомелье -- нос пострадал совершенно незаслуженно от переводчика: veillessant -- отнюдь не «стареющий», а всего лишь «чуткий» и «бдительный».

Зато фотопортреты Була не нуждаются в подписях, они и без того весьма красноречивы. Порывистая Эдит Пиаф, задумчивый Феллини в профиль (так сказать, вполовину), эксцентричный Трюффо, стареющая и умудренная Симона Синьоре и Сальвадор Дали на подпорках пляжного стула опознаются сразу же. Так же как портреты Ива Сен-Лорана за работой и на отдыхе и его модели, которых знаток моды тут же распределит по хронологии от 1950-х до 1970-х годов. Фотографируя историю, Була не забывал и о себе. На снимке в нью-йоркском модном бутике 1957 года его отражение можно заметить в зеркале. Таким образом он вошел в кадр истории без монтажа, как Леонид Парфенов в своем знаменитом телесериале.