Москва
22 ноября ‘24
Пятница

Ханеке не верит в невинность

Накануне вручения «Оскаров» в московском прокате появился один из его номинантов, победитель прошлогоднего каннского конкурса, фильм Михаэля Ханеке «Белая лента». Американцы Ханеке не наградили, пропустив мимо ушей одну из самых сильных работ прошлого года.

Если бы не оскаровская номинация, неизвестно, добралась бы «Белая лента» до нашего проката. Что, конечно же, как тенденция печально. Московская публика, по крайней мере та ее часть, что интересуется не только трехмерными сказками и юмористами, уже давно видит главные фестивальные фильмы либо с огромным опозданием, либо скачивает их из сети. И тут страдает не только авторское право, но и полнота восприятия. Фильм Ханеке, например, снятый подчеркнуто сдержанно, даже сухо, нуждается тем не менее в киноэкране. Старомодная культура кадра, возвращающая вас в 40-е и 50-е, нужна не только для того, чтобы перенести в начало 20 века, в заданное время действия. Здесь стиль сам по себе искусство, сила которого не в эффектности, но в бритвенной точности.

Лаконичны в «Белой ленте» не только черно-белая картинка, но и история, и манера повествования. В благополучной и аккуратной немецкой деревне, где царят строгая иерархия и порядок, происходит странный несчастный случай. Кто-то натянул проволоку, об которую спотыкается лошадь доктора, и он получает серьезную травму. Потом погибает крестьянка, провалившись через гнилой пол на лесопилке. Кто-то связал и выпорол господского сына. Кто-то оставил окно открытым, и маленький ребенок управляющего чуть не замерз до смерти. Крестьянский сын крушит барскую грядку капусты. Происшествия, не кажущиеся эпохальными, накапливаются, и мирная деревня, где все любезны, предупредительны и почтительны, оказывается насквозь пропитанной лицемерием, завистью, жестокостью и злобой. Она превращается в пороховую бочку. Фитиль горит медленно. И хотя взрыва в кадре так и не происходит, ощущение катастрофы куда сильнее, чем во время падения метеоритов или сдвига материковых плит. Здесь происходят гораздо более опасные тектонические сдвиги сознания.

Ханеке рассказывает свою историю голосом простодушного деревенского хроникера, местного учителя, который в итоге догадывается, чья злая воля расшатывает, казалось бы, незыблемый порядок. Собственно, порядок этот, который держится на строгой религиозной морали (тут, конечно, интересно скрытое противопоставление учителя и священника), прогнил как пол лесопилки.

Первая трактовка «Белой ленты» кажется очевидной и напрашивающейся. Время действия -- канун Первой мировой войны, а вышколенные сосредоточенные дети с недобрым блеском в глазах в будущем станут фашистами. Режиссер не отвергает этой трактовки, но просит не сводить к ней все. Война в его фильме -- это тот самый взрыв, к которому все идет и который произойдет за кадром. Интересует же его другое. Как в идеальной, рациональной и нравственной системе рождаются чудовища.

Ханеке -- режиссер-мизантроп. И каждый его фильм задает человечеству отрезвляюще беспощадные и неудобные вопросы. В «Белой ленте» режиссер покушается на святое: отказывает в невинности детям и предлагает искать источник насилия в таких, казалось бы, благих вещах, как религия, воспитание, система образования, мораль. Причем показывает он их вовсе не в карикатурном или сатирическом духе. Скорее, он говорит о добровольной слепоте, которую общество принимает вместе с незыблемыми системами ценностей. А тем временем под покровом этих ценностей растут совсем не цветы жизни. Там бродят разрушительные силы, которые рано или поздно выходят наружу. И «старшие поколения» только изумленно разводят руками: в кого они такие, мы их так не воспитывали.

Слушать Ханеке всегда тягостно, но, видимо, все-таки иногда полезно.

Полная версия