Приключенческий роман про серьезных ученых

В 1829 году немецкий ученый-энциклопедист и путешественник Александр фон Гумбольдт, уже прославленный экспедицией в Центральную и Южную Америку, побывал в России. Он доехал до Тобольска и Барнаула, рассказал о своих открытиях в трехтомном труде «Центральная Азия». В дороге его сопровождали, общение было ограничено. Критические замечания о российской действительности европейскому гостю приходилось оставлять при себе. Повсюду его ждали утомительные для ученого-трудоголика светские церемонии. Особенно отличились две столицы: просвещенной публике, к которой принадлежал и молодой Герцен, было перед знаменитостью неловко: «Все дикие, у которых он был, краснокожие и медного цвета, сделали ему меньше неприятностей, чем московский прием». В Омске он познакомился с декабристом Семеновым, за которого ходатайствовал перед царем, но успеха не добился. Позднее историк и философ Борис Чичерин так скажет о царской «милости»: «Он кокетничал перед Гумбольдтом. В действительности же ему не было ни малейшего дела ни до науки, ни до образования, которые он в России старался подавить, насколько позволяло приличие».

Русские и прочие краснокожие

В 2005 году в Германии вышел роман, одним из двух героев которого стал Гумбольдт. Русским там тоже было уделено внимание, и даже не меньшее, чем прочим «диким и краснокожим». Автор, молодой немецкий писатель Даниэль Кельман, заготовил своему персонажу всевозможные испытания. Ему приносили в дар «косицу Петра Великого», заставляли пить водку и смеялись, когда он «лил слезы по поводу каждого несчастного крестьянина». Эти и другие картины русской жизни были выписаны в романе ровно настолько подробно, чтобы не допустить какой-нибудь «развесистой клюквы». Кельман оказался так корректен, что лишь косвенно упомянул Пушкина, тем более что достоверных сведений об их с Гумбольдтом возможной встрече не сохранилось. Конечно, роман сочинялся не для того, чтобы объяснить, почему русская культура зачастую отторгает науку. Хотя материал для таких размышлений здесь имеется. Кельмана интересовали материи менее отвлеченные. А именно: сравнение двух научных подходов, один из которых, экспериментальный, олицетворяет собой Гумбольдт, а другой, теоретический, -- великий немецкий математик Карл Фридрих Гаусс, который и стал вторым главным героем. Для одного это «пещеры и вулканы», смелые проекты и жизнь в вечном движении, для другого -- «одиночество за письменным столом».

Весь роман ученые ведут об этом спор. Так что русская экзотика вместе с тропическими красотами реки Ориноко, а также рискованными экспериментами с гальванизмом «шла в зачет» Гумбольдту. И, надо признать, он больше Гаусса поработал на то, чтобы «Измеряя мир» стал следующим, после «Парфюмера» Патрика Зюскинда, повсеместно известным немецкоязычным романом. Гауссу, с его «одиночеством чисел», было заведомо сложнее произвести впечатление на досужую публику. Об этой, одинаковой во все времена, аудитории с пониманием говорит сам математик: «Людям хочется есть и спать и чтобы все с ними хорошо обращались. И чтобы поменьше думать».

Скучный вундеркинд

В таких условиях звездным часом Гаусса остается сцена из самого начала романа, когда он, будучи восьми лет от роду, за три минуты решает сложную задачку. Дальше автор все чаще задействует родственников героя, с увлечением рисуя образ эгоистичного и раздражительного главы семейства. А потом уже и Гумбольдт возвращается из своих странствий и тоже все больше проводит времени за письменным столом, так что их с Гауссом очные и заочные споры проходят в тональности «А помните, старина…».

В роли рефери, конечно, выступает сам Кельман. А чтобы товарищи ученые не слишком увлекались, писатель то и дело набрасывает на свое повествование такой таинственный флер. Мол, считайте-подсчитывайте, но и у точного знания есть границы, которых как раз не имеет фантазия сочинителя. Разве что язык не показывает. Наверное, поэтому немецкие интеллектуалы все же, при всем уважении к молодому писателю, предпочитают не так давно вышедшую документальную биографию Гаусса. Говорят, захватывающее чтение, может и у нас когда-нибудь переведут.

Даниэль Кельман. Измеряя мир / Перевод с немецкого Галины Косарик. СПб.: Амфора, 2009.