Спектакль «Персимфанс» (Первый симфонический ансамбль) подготовила музыкальная лаборатория «Школы драматического искусства» под руководством пианиста Петра Айду. Реставрация затеи советских 1920-х годов оказалась столь же поучительной, сколь и азартной.
Гимнастка на трапеции под музыку циркового балета Прокофьева («Трапеция»,1923), увертюра к «Волшебной флейте» Моцарта в пролетарской обработке «для кино, клубов и эстрады» (1922), концерт «буржуазного урбаниста» Мосолова для фортепиано с оркестром (1926-1927), «шумритмузыка» композитора Авраамова к пьесе «Слышишь, Москва» (1933) -- эта смесь, извлеченная из раннего советского прошлого, радует в спектакле «Персимфанс» диковинами, ничем не уступающими музейным раритетам.
Революционно-музыкальный почин
В 1920-х годах идея Персимфанса -- ансамбля без дирижера была революционной буквально. Придуманный консерваторским профессором Львом Цейтлиным Персимфанс реально просуществовал с 1922 по 1933 год, став образцом для коллективов с аналогичными названиями (Петросимфанс, Укрсимфанс) и с такими же, как в феллиниевской «Репетиции оркестра», амбициями: каждый сам себе голова.
Славную историю великого музыкального почина в спектакле подытоживают слова из приветственной телеграммы Луначарского: «Для нас музыка является не предметом буржуазного удовольствия, а приятным возбудителем масс». Тексту наркома можно верить только наполовину: современный литмонтаж (один из излюбленных жанров того же времени) составлен на материале реальных и стилизованных под газетный слог того времени высказываний. Понятно, что, когда зачитываются рекомендации, скажем, для шумовых оркестров, публика просто надрывает животы: «Чтобы отвлечь молодежь от хулиганства и поцелуев с девчатами, надо создавать шумовые оркестры. Натянув балалаечную струну на спинку венского стула, получаем прекрасный стулофон. Очень хорошо резонирует круглая жестянка икры зернистой».
Особый шарм спектаклю придают акробаты, настоящая цирковая гимнастка, танцоры-комики с «тещиными языками» во рту и мимы-злодеи с татуировками. Тут нет ничего документально бесстрастного. Зато имеется нечто даже семейное. Хореограф-постановщик «Трапеции» Наталья Кайдановская подошла к делу с огромной самоотдачей. Подарив танцевальному действию «Трапеции» «тещин язык», она (о чем сама и не подозревала) обидела родную дочь -- «язык» был любимой игрушкой девочки, к слову, самой юной участницы «Персимфанса». Говоря же серьезно, в пластике «Персимфанса» черты наивной пролетарской культуры настолько изящно соединены с устоявшимися образами русского и европейского авангарда, что пальчики оближешь.
Больше чем шутливая реконструкция
В чем в чем, а в легкомыслии авторов и участников «Персимфанса» не заподозрить. Если первоначально для Петра Айду был любопытен редкий материал вроде фортепианного концерта Александра Мосолова (ноты партитуры ему год назад привез из Парижа знаток пианистических раритетов Алексей Любимов), то результатом стал все же не факт исполнения этой неровно гудящей, очень живой и пугающей чем-то громадным музыки. А непостижимая сохранность в ней духа энтузиазма.
Вообще все зашло гораздо дальше театральной реконструкции давней идеи. Оказалось легко находить смысл в наивных усилиях, которые предпринимались для воспитания невежд. Оказалось, что чистое искусство было во все времена. Стоит только к ним внимательнее присмотреться.
