Система жизнеспособна. Непростая история модернизации института
Надо сказать, что за пять лет, которые прошли под его руководством, институт совершенно изменился – появилось множество грантов, возникли новые лаборатории, в число сотрудников вошли мировые звезды науки. О том, как происходила модернизация института, а также о том, чем недовольны сотрудники и что им ещё предстоит пережить, с Николаем Янковским беседовала Любовь Викторова.
Николай Казимирович, пять лет назад, когда вы заступали на пост директора, трудно было предположить, что удастся принципиально изменить ситуацию в институте. Отсутствие современного оборудования в лабораториях, высокий средний возраст в коллективе, низкое финансирование, недостижимость передовых технологий… Впрочем, все эти приметы в то время были характерны для многих научных институтов.
Пять лет назад современная технологическая база для генетических исследований в институте была далека от современной. А без современного научного оборудования и новых технологий трудно быть на мировом уровне. Приборы, конечно, можно купить. Но для этого нужны деньги. А базового финансирования катастрофически не хватало даже на обычные повседневные нужды. Внебюджетных средств, то есть денег по грантам и контрактам, в то время институт получал мало. И жизнеспособность института зависела от поступлений от аренды. Мы отказались от основной части аренды, а значит, и от этого источника дохода, который уменьшился на порядок. Освободившиеся помещения отдали для науки. В результате объем внебюджетного финансирования лабораторий по грантам и контрактам увеличился в десять раз. Теперь бюджетное и внебюджетное финансирование, основные источники дохода института, практически сравнялись.
Но, как мы понимаем, деньги с неба не падают. Гранты и контракты дают известным ученым с хорошими рейтинговыми публикациями в международных журналах, лабораториям, которые располагают современным оборудованием и уже доказали свою эффективность. То есть дают тем, кто известен, интересен и дееспособен. Такова современная практика.
Верно. Именно потому первым моим шагом как директора стало приглашение в Институт известных ученых, лидеров, признанных у нас и за рубежом, которые владеют новыми технологиями исследований в традиционных для генетики областях. Лидеры пришли не только со своими идеями и опытом, но и привлекли деньги, на которые удалось создать в институте новые лаборатории, оснащенные по последнему слову техники. Это заведующие отделами профессор Е.И.Рогаев (геномика), В.Н.Даниленко (биотехнологии), С.Л.Киселев (стволовые клетки) и В.Ю.Макеев (биоинформатика).
Успешность научного коллектива оценивают по количеству публикаций, при этом особенно престижными считаются публикации в международных журналах. За пять лет их количество у нас увеличилось вдвое, с 87 до 175, в том числе в Science (5) и журналах Nature Group (11).
Без молодежи в научном коллективе будущего у института нет. Наука строится на преемственности. Здесь удалось изменить ситуацию?
За пять лет доля сотрудников в возрасте до 40 лет увеличилась на треть и институт «помолодел» почти на четыре года. Защищена 31 кандидатская диссертация сотрудниками и аспирантами. А кроме того сейчас в Институте 40 аспирантов, 31 студент и 18 стажеров. Это последствия не только нашей работы с вузами, которую мы сильно оживили, но и растущей привлекательности института в целом: молодежь хочет к нам идти. К тому же у нас усилились ряды докторов наук – 13 докторских диссертаций защитили наши сотрудники за последние пять лет.
А что было самым трудным для Вас в эти прошедшие пять лет?
Труднее всего было объяснить коллективу, что времена изменились безвозвратно. Что государство больше не содержит науку в полной мере, часть средств институт, то есть сами лаборатории, обязаны заработать сами. По-человечески очень понятно желание исследователя заниматься любимым делом и получать высокую зарплату, не задумываясь о ее происхождении. Но сегодня ситуация другая, нравится нам это или нет. Руководителям любых лабораторий в любой точке мира приходится тратить огромное время на поиск грантов и контрактов, чтобы обеспечить деятельность и нормальные условия для своих сотрудников. Гранты и контракты – это персонифицированная вещь, их выдают конкретным исследователям, конкретным лабораториям, а не институту или директору.
Но, согласитесь, написание хорошей заявки – это сегодня своего рода искусство. Это надо уметь, иначе шансов на выигрыш нет.
Сотрудники института, успешные в получении контрактов, проводили семинары для тех, кто пока менее удачлив. И результаты уже есть. В этом году институт уже выиграл по конкурсу десять государственных контрактов. Особенно важно, что в основном это заявки от давно существующих лабораторий. Значит, они научились видеть и обосновывать инновационный компонент в фундаментальных генетических исследованиях. Так что и здесь лед тронулся.
Но правомерно ли говорить об инновациях применительно к академическому институту, цель которого – добыча фундаментальных знаний?
Фундаментальные исследования были и остаются главным направлениям деятельности Российской академии наук и Института общей генетики как академической структуры. Без фундаментальных исследований никакие инновации невозможны, первое порождает второе. Во всем мире фундаментальная наука финансируется из госбюджетов. Но средств РАН не хватает и институты стремятся привлечь средства из других источников. Инновации для академического института – это не самоцель, а инструмент, которым мы пользуемся для выживания, это веление времени. Мы сделали только первые шаги – создали точки роста, начали процесс обновления оборудования и уже можем вести часть фундаментальных исследований на принципиально новом уровне. .
Николай Казимирович, все, о чем Вы рассказали, – это, несомненно, заметный шаг к лучшему в развитии института. Почему же сотрудники не смогли это оценить и на собрании института отдали предпочтение другому кандидату?
Признаться, для меня это было неожиданностью. Ведь все свои шаги и действия я согласовывал с ученым советом института, который заседал много десятков раз за пять лет и практически всегда поддерживал мои предложения. Именно поэтому я считаю, что модернизация института – это результат совместных и согласованных действий большого коллектива.
И, тем не менее, вероятно, какая-то напряженность в институте существует?
Да, конечно. Такая масштабная модернизация института неизбежно порождает недовольство. Нам пришлось реструктурировать и даже расформировать несколько лабораторий. Не потому, что они мне не нравились, а потому, что их научная продуктивность была слишком мала. У некоторых из них за последние годы не было ни одной публикации в международных высокорейтинговых журналах и, как следствие, отсутствие грантов и контрактов. В результате удалось высвободить 20% от всех научных ставок института и перевести их в новые подразделения. Именно эти подразделения дали основной рост высокорейтинговых публикаций и привлекли в институт 70% внебюджетных средств. Не каждая лаборатория может и должна обеспечивать себя в каждый данный момент, но и денег от новых лабораторий пока просто физически не хватает на всех. Не все это понимают.
Это первая причина. Второй источник напряженности – это неравномерное развитие инфраструктуры института, хотя корни ее те же самые. Я уже говорил, что мы открыли новые лаборатории, куда пришли всемирно известные ученые со своим бюджетом, который позволил эти лаборатории отремонтировать и оснастить современным оборудованием. Конечно, в таких лабораториях работать одно удовольствие. Поэтому часть сотрудников других подразделений недовольны, почему «им» все, а «нам» ничего. Пока бюджет института не позволял провести ремонт и оснащение всех остальных исследовательских подразделений. Это задача, которую я ставлю перед собой на следующий срок директорства.
Наконец, – разница в средней зарплате между сотрудниками разных подразделений. Максимально она различается в четыре раза, а по надбавкам – более чем в 10 раз. Но связано это, опять же, с тем, сколько зарабатывают сами лаборатории. Базовая ставка у всех соответствует академической табели о рангах.
Еще одна причина напряжения: это вопрос об источнике надбавок сотрудникам вспомогательных подразделений. Вопрос этот острый не только для ИОГен, но и для большинства институтов РАН. У сотрудников ненаучных подразделений надбавок с гратов нет, а на голом окладе не проживешь. Поэтому им надбавки тоже платятся, причем из того же источника, что и надбавки «научникам». Это и не запрещено, и не регламентировано, но воспринимается частью сотрудников как нецелевое использование «их» надбавок. Можно платить вспомогательным сотрудникам и из накладных расходов. Но для этого нужно заработать дополнительно не один десяток миллионов рублей, а институт их пока не зарабатывает.
А, может, все дело в том, что Вы не смогли донести свои вполне здравые идеи до каждого сотрудника института?
Теперь, по прошествии пяти лет, я понимаю, что то, что для меня очевидно, я должен был многократно и терпеливо разъяснять коллегам. А на это, к сожалению, у меня не всегда хватало времени. Я был обязан почувствовать и отреагировать на возникающее непонимание и растущее напряжение. Нужно было услышать от каждого сотрудника института, что он считает важным и почему, постараться понять и объяснить, что возможно достичь в нынешних условиях, а что – нет. Недостаточность такого диалога я считаю большим упущением в своей работе, которое необходимо исправлять. Это еще один урок, который я извлек из истории с выборами директора.
Да Вам еще повезло. Институт общей генетики известен конфликтами коллектива с директором.
Да, примеров, увы, немало…. Но я надеюсь, что это в прошлом. Коллектив в институте сейчас хороший не только профессионально, но и по-человечески. Много ярких имен, много интересных исследований. И сотрудникам не безразлично, что будет с институтом завтра. Почти половина исследователей пришли в институт в период моего директорства, многие – со студенческой скамьи. Поэтому можно понять их горячность в выражении своего мнения. Кроме того, практически весь корпус руководителей подразделений за эти пять лет очень сильно «помолодел». Оценка произошедших в институте изменений постепенно меняется. Уже сегодня многие сотрудники высоко оценивают появление в институте новых современных подразделений, открытых для сотрудничества. Их уже не считают, как поначалу, чужаками.
Началось взаимодействие лабораторий и уже получены контракты основанные на такой интеграции. Этот процесс начался самопроизвольно, «снизу» и продиктован высоким уровнем и дополнительностью научной компетенции партнерских лабораторий. И это, пожалуй, самый важный для меня результат. Это означает, что система жизнеспособна.
У меня такое ощущение, что институт стоит на пороге значительных достижений. Современная технологическая база, созданная в ИОГен за последние пять лет, и освоение принципиально новых методов исследования позволят на новом уровне раскрыть традиционно сильные стороны института в исследовании фундаментальных генетических проблем.
Справка по ИОГен
Предшественником Института общей генетики в системе Академии наук был Институт генетики АН СССР (директором которого был сначала Н.И.Вавилов, а затем Т.Д.Лысенко). Институт генетики АН СССР был расформирован в 1966 году и был создан Институт общей генетики АН СССР, первым директором которого (1966-1981 гг.) стал академик Н.П. Дубинин. В 1981-1988 гг. директором Института был академик ВАСХНИЛ А.А. Созинов, в 1988-1991 гг. – член-корреспондент РАН С.В. Шестаков, в 1992-2006 гг. - академик Ю.П. Алтухов. В 2006 году директором был избран Н.К. Янковский, доктор биол. наук, профессор, с 2008 г. член-корр РАН.
В настоящее время в Институте 23 научных подразделения, в том числе 15 лабораторий, 7 научных групп и 1 группа при дирекции. Cанкт-Петербургский филиал ИОГен РАН включает 2 научные лаборатории.
Достижения ИОГЕн за последние 5 лет.
Характеристика молекулярно-генетического разнообразия, генетического соответствия и чистоты основных для РФ сортов зерновых и пород скота. Разработка новых подходов к анализу «древней» и «исторической» ДНК; проведение генетической экспертизы останков семьи императора Николая II из второго захоронения и обнаружение в ДНК из останков мутации, причинной для гемофилии царевича Алексея.
Характеристика основных этно-территориальных групп населения РФ по особенностям ДНК, используемым для ДНК-идентификации и криминалистической экспертизы, и по ряду генов, влияющих на важные для здоровья признаками, в том числе предрасположенность или устойчивость к алкоголизму.