Выходит новый роман Захара Прилепина «Черная обезьяна». Главный герой, журналист и писатель, узнает о жутком убийстве, в провинциальном городе «вырезали целый подъезд». Но это не роман-расследование. И преступление, и наказание герой находит в самом себе.
Захар Прилепин вновь демонстрирует свое умение выстраивать эффектные сцены. Его первый роман «Патологии» начинался с душераздирающей картины: герой едет в маршрутке с маленьким сыном, думает о нем всяческие нежности, и вдруг маршрутка падает с моста. Написано было зримо, удар по читательским нервам запоминался надолго. В «Саньке» кульминационной сценой стали похороны отца: герой сам волок гроб по лесу, и это тоже был саспенс, но только саспенс с отчетливым привкусом «литературщины», вторичности. В «Черной обезьяне» нас тоже ждет несколько подобных сцен-аттракционов. Одна, батальная, изображает взятие некоего города многочисленным племенем низкорослых воинов. В другой, африканской, смакуются описания жестокостей, которые сотворили со взводом «голубых касок» группа накачанных наркотиками подростков.
Обе вставные новеллы объединены фигурой главного героя, журналиста и писателя, побывавшего в секретной лаборатории, где рядом со взрослыми душегубами содержатся «опасные дети»: «Наши специалисты уверяют, что… они более опасны, чем те, кого мы видели до сих пор». Тут же герой узнает о массовом убийстве в городе Велемире: единственный свидетель видел «нескольких недоростков, которым на вид не было и десяти лет». Причину, по которой герой едет в Велемир и бродит возле места преступления, автор трактует со спокойствием семейного психолога. Журналист-писатель с некоторых пор встречается с девушкой Алькой, а жену свою видеть не может. Остается только одна проблема – дети: «Пап, ты меня любишь? Вместо «ш» она произносит «с» - любис. -- Нет, не люблю, -- сам себе удивившись и не думая о смысле произносимого, вдруг ответил я, пошевеливая сковородой с яичницей». Герой не знает, что делать с детьми, а его подсознание, разбуженное аномальной московской жарой, выдает жутковатые видения, в которых маленькие монстры безжалостно давят взрослых.
В одном из видений появляется и древний папа: мальчик из захваченного дикими недоростками города видит своего отца, бывшего писца, который теперь «работает при нечистотной канаве на вельможных дворах, а свои монеты тратит на рабынь». Кстати, хорошо, что сам герой тоже тратит монеты на рабынь: эпизоды тяжелой гульбы у писателя получаются выразительней всего. Бросивший семью журналист валится без сил на гостиничную кровать и вызывает проституток. Когда те выстраиваются перед ним, он не может даже поднять голову, поэтому выбирает девушек «по ногам».
Мотив ответственности за детей переплетается в романе с темой хождения во власть. Неприятный знакомый по фамилии Слатитцев уже там, во власти, а сам герой всего только раз пользуется временной благосклонностью вельможи Шарова. Журналист-писатель подсказывает правителю, как, на его взгляд, звучат сейчас народные чаяния: «Кто-нибудь пришел, да и убил бы нас всех». А тот, ради извращенной забавы, позволяет сравнить подростков из взращенного властью молодежного движения с монстрами. Вот и все отношения «писатель и верхи». Если быть с Шаровым, тогда будет стыдно смотреть в глаза выросшим детям. А иначе остается только обзываться, хоть «черными обезьянами», хоть «виртуозами», разницы особой не было и не будет. В полном бессилии герой шляется по жаркой летней Москве. Он не может ничего сделать, разве что раскашляется громко и неприятно: «Ничего, я вас уже заразил. Через семь лет проснётесь рядом и ужаснётесь от собственной полнокровной ненависти друг к другу. А это я вам накашлял, я».
Захар Прилепин. «Черная обезьяна». М.: АСТ, 2011.
