Шесть миллионов человек видели пришельцев

Куда уходят кинозрители

- В антракте после вашего перфоманса один мой коллега, кинокритик, сказал: «Теперь я понял, куда девалась публика кинофестивалей – она вся ушла в театр». Как собиралась публика для этого мероприятия - насколько я знаю, никакой особой рекламы не было?

Иван Вырыпаев: Откуда взялось столько народа, не знаю, но в театральном центре «На Страстном» такие театральные ночи проходят уже в третий раз. Когда они предложили мне участвовать, я подумал: нет, час ночи – это все-таки поздновато, три – тем более, и вообще, у меня такой плотный график... В этом есть какое-то молодежное безумие, зачем им театр ночью? Но потом я понял, чего добиваются ребята, которые все это организуют. Это называется смена формата, смена угла зрения – там же совсем другое отношение к театру, к потреблению театра. Ведь туда приходят люди, у которых нет другой мотивации, кроме желания что-то увидеть, там ведь не продают напитков крепких (вернее, продают, но очень мало, и сквозь очередь невозможно пробиться), экстази не выдают, никто не будет разглядывать твою одежду. В антракте всем давали вино и апельсины – за весь вечер я заметил только троих чуть-чуть пьяных.

Такой просмотр меняет формат театра. Нельзя играть, не будучи в диалоге с залом, иначе люди просто заснут. Мы привыкли идти в театр, приодевшись, выпив рюмочку коньяку с женой в субботу, посмотреть на известного артиста. Это один тип похода в театр. И совсем другое – то, что есть сегодня на спектаклях Театра.doc и театра «Практика», на спектаклях Виктора Рыжакова в МХТ, а здесь было явлено в таком сконцентрированном виде: люди пришли ради общения. Никто из нас никого ничему не учит. Мы просто разговариваем.

Виктор Рыжаков: Играть на такой зал - особая ответственность. Это ведь не вчера случилось то, о чем ваш коллега сказал: «Вот, куда ушел наш зритель». Но эта дифференциация должна была рано или поздно произойти. Так, например, когда-то было на «Таганке». Я еще застал то время, когда туда приходил определенный зритель с определенной подготовкой, тот зритель, который востребовал такой театр. А потом все смешалось. Но сегодня опять появился особый зритель. Скажем, приходя в один очень крупный московский театр, я смотрю в зал и с ужасом понимаю, что я с этими людьми не знаком. Не потому, что не общаюсь с ними на улицах или в офисах, а потому, что из-за Театра.doc и «Практики», из-за разных фестивалей, мы за последние годы смогли обзавестись своей аудиторией. Вот именно эти люди и собрались на ночь с Иваном Вырыпаевым, которая стала каким-то знаком времени – люди, испытывающие потребность в чем-то, за чем они не пойдут в большие официальные театры.

- Иван, как вам показалось, сильно отличается давешняя ночная молодежь от того зрителя, который приходит на ваши спектакли в Польше?

И.В.: В Польше у меня совсем другая публика. Там вообще немножко другое соотношение театра. К сожалению, тот зритель, которого мы тут получили годами работы, благодаря усилиям Елены Греминой, Михаила Угарова и Эдуарда Боякова и всем пропагандистам новой драмы, в Польше сегодня в театр не ходит. Там театр не диалог, а культурное явление. Там со сцены высказываются, а ты наслаждаешься искусством. Приходишь, скажем, на спектакли Кшиштофа Варликовского. Это большой мастер, но он не находится с тобой в диалоге – он просто высказывается, самореализуется. Поэтому, во-первых, мой польский зритель значительно старше. Во-вторых, это сплошь интеллигенция.

А здесь - это совсем другая молодежь. Ведь Витя прав: наш московский зритель – это как раз тот, который в другие театры не ходит. Он ходит специально к нам, и мне это безумно дорого. В Польше мне этого немного не хватает – там ведь нет пока таких театров, как «doc» и «Практика», как Центр драматургии и режиссуры. У меня там все отлично складывается, билеты проданы. Приходят образованные люди, но они идут не ради диалога, они идут потреблять искусство. Я поработал в Национальном театре Варшавы – это главный театр Польши -- по статусу, как наш МХТ. Там очень хороший директор, Ян Энглерт, такой польский Олег Павлович Табаков. В общем, мне было приятно трудиться в театре такого уровня, однако в таких театрах сегодня искусства быть не может, так я думаю. Короче, после этой работы меня тянет обратно, в подвал.