Краснодарский кураж расшевелил итальянскую глубинку

Безотказный херес

«Любовный напиток» Гаэтано Доницетти – опера умопомрачительно популярная. Почти столь же популярная, как и «Лючия ди Ламмермур» того же автора – классический образчик стиля бельканто, слезливая мелодрама по роману Вальтер Скотта.

Но «Любовный напиток» -- вещица совсем иного рода. Бойкие ритмы, игривые мелодии, положенные на гитарный аккомпанемент, типа «ум-ца-ца», с обязательным удвоением вокальной строчки в оркестре, стрекочущие скороговорки ансамблей, речетативы и бодрые хоровые сцены наполнены истинно итальянским жизнелюбием. Завязкой комического сюжета становится – оцените иронию либреттиста Феличе Романи – чтение Адиной вслух отрывков из печальной истории Тристана и Изольды, вкусивших нечаянно любовного напитка и смертельно полюбивших друг друга.

Ассоциации с музыкальной драмой Вагнера тут неизбежны: в «Любовном напитке» трагический сюжет как бы обернут в комическую оболочку и переинтонирован сообразно канонам оперы–buffa.

История такова: деревенский простак Неморино безответно влюблен в кокетку, «богатую девушку» Адину. Мечтая о том, чтобы красавица обратила на него внимание, Неморино обращается за помощью к Дулькамара, псевдоврачевателю. Мошеннику ничего не стоит приготовить любовный эликсир: он вручает страждущему юноше бутыль чудодейственного напитка, в основе которого -- херес. Трезвенник Неморино, впервые попробовав спиртное, чувствует жар в крови и обретает несвойственную ему уверенность. Далее следует несостоявшееся бракосочетание Адины с бравым служакой Белькоре, путаница чувств и финальное воссоединение влюбленных, Адины и Неморино, очень кстати получившего наследство после кончины богатого дядюшки.

Спектакль для примадонны

Идея поставить «Любовный напиток» в Мариинском театре возникла неожиданно, уже после того, как были объявлены планы на текущий сезон. Инициатором проекта выступила Анна Нетребко, исполнительница главной роли Адины. Она же выбрала спектакль Лорана Пелли, в котором ей доводилось петь на сцене Опера Бастий в Париже.

Было это в октябре 2009 года. Однако премьера самого спектакля случилась в Бастий раньше, в сентябре 2007 года. Затем спектакль перенесли на сцену Ковент-Гарден, и в 2010 году – в Ла Скала.

Подобные переносы -- дело самое обычное. Современная оперная индустрия держится на коопродукциях и перекрестном сотрудничестве крупных театров. Вскладчину ставить спектакли дешевле, иначе цены на билеты, учитывая возросшие гонорарные аппетиты оперных знаменитостей, взлетели бы до небес. Но даже с учетом удешевления затрат на производство поход в оперу остается одним из самых дорогих развлечений в мире. Особенно если задействованы «звезды» первой величины. К каковым, бесспорно, относится Анна Нетребко. Вот почему цены на билеты в партер колебались от 7 до 12 тысяч. Однако зал был полон и даже переполнен. У театрального подъезда паслись стада лимузинов. Такова магия имени: неважно, хорошо ли поет мировая знаменитость и каково нынче состояние ее голоса.

Итальянский капельмейстер против уругвайского мачо

С недавних пор с Анной Нетребко сравнялся известностью и статусом ее партнер по жизни, отец ее ребенка, уругвайский баритон Эрвин Шротт. В питерском спектакле он пел партию шарлатана Дулькамары, эдакого итальянского варианта бесшабашного авантюриста Энди Такера, персонажа новелл О’Генри. Обладая недюжинным комическим даром, харизмой и могучей витальностью, свойствами, абсолютно необходимыми певцу, поющему в опере-buffa, Шротт пытался овладеть ситуацией, щегольнуть звучным баритоном, расшевелить публику. Но не тут-то было. На сцене зальцбургского Фестшпильхауса, где он с успехом изображал Лепорелло в «Дон Жуане», ему с легкостью удалось завоевать симпатии зала. На сцене Ла Скала, где он с неменьшим успехом демонстрировал врожденный мачизм и мужественные обертоны голоса в партии тореадора Эскамильо, тоже все сложилось отлично. Однако ни реактивность, ни пылкость, ни талант лицедейства не помогли уругвайцу в Мариинском театре. Оказавшись во власти дирижера-ремесленника, посредственного итальянского капельмейстера Лучано ди Мартино, он был бессилен что-либо изменить.

Лучано ди Мартино, главным фактом биографии которого, похоже, стала его встреча с маэстро Гергиевым на мастер-классе в Сиене, как выяснилось, не умеет даже гладко переключаться с темпа на темп, не может ни замедлить, ни разогнать оркестр, ни взять эффектную паузу, пока певец «зависает» на высокой ноте. А так как партия Дулькамары испещрена сбивками темпа (это комическая партия, в ней утрированно подается и речь, и мелодия), то и исполнение Шротта пострадало от непрофессионализма дирижера более других. Хор барахтался и путался, вступая, как бог на душу положит. Эрвин Шротт пел арии и речетативы в своем темпоритме, оркестр играл в своем. В результате амплитуда расхождений певца и оркестра достигала порой целого такта, что очень заметно. Для тех, кто разбирается, поясним: там, где у певца уже была тоника, оркестр еще находился в зоне доминанты.

Какофония стояла чудовищная: и все это случилось в первом же акте, как только повозка Дулькамары, точнее, обшарпанный трейлер с «химической лабораторией», вкатился на сцену и утвердился возле траттории.

Что вижу, о том пою

Декорации Шанталь Тома выдержаны в духе неореализма. Задники имитируют итальянские просторы. На сцене брикеты соломы сложены наподобие пирамиды Хеопса, которая успешно заменила упоминающийся в либретто холм. Установлен подъемник, в натуральную величину, и небо, которое заволокли перистые облака. В углу валяется велосипед, непременный атрибут разнообразных постановок «Любовного напитка». Велосипед – величина постоянная. Если на нем не ездит Адина, то будет ездить Неморино.

Под красным зонтиком, болтая ногами в тяжелых ботинках, полулежит на продавленном матрасе Адина и читает книжку. Вваливается толпа беззаботных пейзан и пейзанок, вооруженных орудиями сельского труда. Наступает сиеста. Развалившись на сене, они поют: «Как приятно в жаркий солнечный день отдыхать у подножия холма». Совпадение слышимого и видимого – полнейшее. И это – примета стиля. Режиссер Лоран Пелли вовсе не намерен напрягать почтенную публику подтекстами и скрытыми смыслами, щеголять метафорами и переиначивать незатейливую историю о деревенском романе в нечто глубокомысленное. Быть может, в этом подходе к авторскому тексту и кроется секрет востребованности Пелли на всех без исключения крупных оперных сценах.

Посмотрев спектакли Пелли, приходишь к заключению: мода на «евротрэш» прошла. Лоран Пелли – режиссер, что показательно, известный не столько в среде критиков и театроведов, сколько среди оперной публики. Количество постановок в году зашкаливает. Особенно уважают Пелли на родине, во Франции, где он каждый сезон работает то в одном, то в другом оперном театре Парижа, либо в театрах Тулузы, Лиона. Его спектакли идут в Вене, Лондоне, на Глайдборнском фестивале, в Брюсселе, Нью-Йорке и Барселоне. Стиль его можно охарактеризовать как умеренно консервативный. Репертуарные интересы простираются от Рамо – до Рихарда Штрауса и Дебюсси. Однако на территории барочной оперы, скажем, в «Платее» Рамо, одной из самых успешных и кассовых постановок Opera de Paris, он выказал утонченность и способность к неожиданно точным и парадоксальным визуальным решениям. Только что Пелли выпустил в Бастий «Юлия Цезаря в Египте» Генделя. Партию Клеопатры спела Натали Дессей, с которой Пелли особенно часто и охотно работает.

Сам Пелли в Петербург не приехал. Адаптацией спектакля к возможностям труппы и мариинской сцены занимался его ассистент Кристиан Рэт. Возможно, этим объясняется тот удручающий факт, что спектакль оказался крайне неорганичным, сшитым «на живую нитку». Хор бестолково суетился. Хотя, вроде бы, старался, но проделывал телодвижения с натугой и неуклюжестью.

Кураж важнее голоса

Органичной и веселой выглядела лишь героиня вечера, Анна Нетребко – она-то выучила свою роль еще год назад, в Париже. Примадонна в коротеньком платьице изо всех сил изображала угловатую походку, мечтательность и порывистые движения девочки-подростка. Помогла природная живость разбитной краснодарской девушки. Веселостью и непринужденностью Нетребко покоряет сердца всех слоев населения. Чем во многом объясняется и ее чисто гламурный успех, уже не зависящий впрямую от успехов на профессиональном поприще.

Сколько в образе Адины было от игры, а сколько – от характера певицы, вычислить невозможно. Но голос, после рождения ребенка заметно огрубевший, уже не так гибок, как раньше. Исчезло очарование юности и та приятная ровность звуковедения, которой славилась «ранняя» Нетребко. Впрочем, мягчайшее, нежное пиано на верхах осталось. Несмотря на ощутимые «шатания» голоса, к концу спектакля Анна распелась. Третий акт прошел на качественно более высоком уровне, чем два предыдущих.

Ее сценический партнер, тенор Сергей Скороходов (Неморино) в вечер премьеры оказался не в форме. Он сипел, хрипел, голос шел с натугой, будто выдавливался из горла, так что ни о каком бельканто и речи не было. Романс Неморино – главный «хит» оперы – нужно петь мягко и сладко, будто мороженое ешь. Но Скороходов проскрежетал его так, что сам момент романса даже не запомнился. Спектакль держался только на Нетребко. Певица тормошила партнеров, проходила сквозь толпу статистов, как нож сквозь масло, и бесстрашно карабкалась на кучу прессованного сена, нимало не смущаясь того, что юбка взлетала чуть не до плеч. А в финале самозабвенно крутила волчок с избранником под пестрыми флажками: ни дать, ни взять, девчонка с сельской дискотеки.