Литературоведческое следствие по делу сбежавшего классика

«Почему ушел Лев Толстой?» -- подходящее время для ответа на этот вопрос настает уже не первый раз. Владимир Чертков торопился поведать «всю правду», как только не стало вдовы писателя Софьи Андреевны. Иван Бунин, посвятив своему кумиру изданную в Париже книгу «Освобождение Толстого», сетовал, что ее вряд ли прочтут в Европе 1937 года, и ею не заинтересуется ни равнодушный Адамович, ни «на все на свете кисло взирающий» Ходасевич. Павел Басинский счел возвращение к этому сюжету своевременным, уже хотя бы потому, что уходу Толстого в этом году исполняется ровно сто лет.

Главное, что удалось автору, это сделать исследование о последних днях Льва Толстого занимательным чтением. Критики уже прозвали «Бегство из рая» «литературоведческим детективом». Причем сюжетных линий здесь несколько: интриги вокруг писательского завещания, борьба за копирайт, брачный вопрос, наконец, загадка финального толстовского маршрута. Басинский прорабатывает каждую версию, попутно осторожно помечая «неловкие» моменты. Например, супруги Толстые свободно обменивались личными дневниками. Но самые откровенные страницы молодой жене читать все же не следовало. Или: двинувшийся в путь Толстой приехал в Оптину пустынь, но не попал к заболевшему старцу Иосифу, не будучи приглашенным он лишь прогулялся возле монастырских стен. Досада по этому поводу оказывается воистину столетней выдержки: «Читать это постфактум невозможно без горечи. Все вроде бы поступают правильно. И даже благородно. Но при этом все... какие-то больные, расслабленные. И никто не решается сделать первый шаг навстречу друг другу. А в результате великий русский писатель бродит, как неприкаянный, «около монастырских стен»». В том же духе - «а если бы помирились» - преподнесена детальная история соперничества уставшей Софьи Андреевны и «милого друга» Черткова.

Азартный автор как будто подсказывает своим героям, как можно было бы вернуть все назад, задвинуть куда-нибудь «черта» Черткова, залечить «надрезы» супружеских отношений, отменить отлучение от церкви и «диссидентские» письма царю. И чтобы «Левочка» постился со всеми, и не было этого: «Илюша, подай-ка мне котлеты». Вся книга держится на читательском ожидании, что бегство неожиданно закончится не «ледяным дождем» и комнаткой в Астапове, а чем-то другим. Увлекшись, даже начинаешь пенять Софье Андреевне, мол, оставила б свою истеричность, ведь Толстой, как поется у Высоцкого, «мог бы выйти в папы римские», и тогда «в мамы взять -- естественно, тебя».

И все же, каким бы затягивающим ни было расследование бытовых обстоятельств, автор столь же внимательно следит за сюжетом «освобождения Толстого». Тут он в полной мере выступает продолжателем бунинской традиции, изображая не только «Толстого-ребенка», но и «Толстого, переросшего самого себя», «русского Будду». Толстовский вектор, направленный на попытку ухода от сложившегося российского положения дел, со всеми его барством и рабством, цензурой и прочими «Наш Христос – не ваш Христос», -- этот вектор, заданный сто лет назад, просматривается и сейчас. Автор не настаивает на проведение параллелей с современностью, но и не выстраивает между 1910-м и 2010-м непреодолимой ограды. Критики уже указали Басинскому на слишком «панибратское» отношение к классике. Однако возможность «примерить» примечательную судьбу «на себя» -- и есть самое интересное, что может предоставить подобная биография.

Павел Басинский. «Лев Толстой: Бегство из рая». М.: АСТ, 2010