Мировая знаменитость, виртуозный пианист Андраш Шифф отыгрался за перенесенный концерт. На единственном выступлении в Большом зале петербургской Филармонии он продемонстрировал эксперименты с педалью, безукоризненный вкус и абсолютное владение стилями.
Концерт Андраша Шиффа в Петербурге планировался еще весной. Но пианист заболел и не смог приехать. Огромные затраты на рекламу, казались, пропали впустую. Однако фонд «Музыкальный Олимп», организатор гастролей, не собирался отступать от намеченного. Концерт Шиффа перенесли на осень.
Усилия устроителей не были напрасными. Зал был забит битком, публика собралась самая понимающая - фортепианные педагоги, их ученики и концертирующие пианисты. Шифф играл вещи хрестоматийные: первые 12 прелюдий и фуг из первого тома «Хорошо темперированного клавира» Баха, «Детские сцены» Шумана, дополненные его же грандиозной, очень тяжелой для исполнения фа-диез минорной Первой сонатой.
От юбилея Баха – к юбилею Шумана
Почему Шуман – это понятно. Музыкальный мир продолжает отмечать его 200-летний юбилей. Бах – это фирменная «фишка» самого Шиффа. В свое время, будучи пианистом-резидентом на Люцернском летнем фестивале, он предпринял беспрецедентное музыкантское исследование всего клавирного наследия Баха, за несколько вечеров сыграв оба тома «Хорошо темперированного клавира» (48 прелюдий и фуг, между прочим!), все шесть партит и все сюиты Баха, а в придачу к ним – «Итальянский концерт» и, кажется, даже цикл «Искусство фуги».
Случилось это как раз в год, когда отмечали 250 лет со дня смерти Баха, в 2000 году. Сыграть столько баховской музыки подряд можно считать подвигом. Исполнение Баха требует от музыканта предельной концентрации. Все голоса, все контрапункты, интермедии, противосложения должны быть тщательно прослушаны. Трансформации и инверсии тем – осмыслены и грамотно поданы, не так, как в романтической музыке, где нужен принципиально иной вид слышания, где много фактуры, аккордов, массива звучностей. Бах – это графика. В ней нет объема и колорита, но есть линии. Фуги Баха должны впечатываться в сознание играющего отчетливо, во всех деталях полифонических изысков голосоведения. Только тогда исполнение обретет геометрически точную красоту.
Пианист-энциклопедист
Шифф трудностей не боится. Он вообще тяготеет к глобализму и энциклопедической полноте. Если уж играть бетховенские сонаты – то все 32 (все сонаты были записаны им в Тонхалле, в Цюрихе), а за запись Английских сюит Баха Шифф получил премию Grammy в номинации «лучший солист в классическом жанре». Сейчас пианист готовит полное собрание всех фортепианных концертов Моцарта со своей аппликатурой и им же написанными каденциями.
С возрастом, правда, исполнительский пыл пришлось слегка умерить. Однако на петербургском концерте ни тени усталости, или возрастной вялости в Шиффе не ощущалось. Несмотря на перенесенную недавно болезнь – воспаление лицевого нерва, из-за которого Шифф даже отменил два концерта на фестивале в Люцерне в начале сентября. Похоже, пианист восстановил форму очень быстро: на концерте в Петербурге он был бодр, весел и исключительно благостен.
Программа питерского концерта была составлена безо всяких поблажек массовому вкусу, отвлечений-развлечений и заигрываний с публикой, все казалось предельно строго и внушительно.
Взять хотя бы его исполнение клавирных прелюдий и фуг Баха. С первых же нот до-мажорной прелюдии в зале повеяло безмятежностью и покоем. До-мажор ассоциируется с белым цветом: только белые клавиши, незамутненное мировосприятие, умиротворенное настроение, переливы простых разложенных аккордов… Понятно, почему Шуберт позже надписал над прелюдией вокальную строчку, и у него получилась молитва Ave Maria. Для того, чтобы так сыграть прелюдию, как сыграл ее Шифф, нужно найти некие скрытые душевные источники чистоты в себе самом, достичь дзен-буддистского равновесия духа и тела. Пианист шаг за шагом, фуга за фугой, открывал публике своего Баха -- мир гармонического спокойствия, испускающий свет. Совсем не такой, как у Гульда - нервно пульсирующий, агрессивно-поступательный.
Шифф играл Баха, не прикасаясь к педали. Слитность достигалась исключительно фразировкой и естественным длением рояльного звука, четкого, ясного, иногда, впрочем, слишком уж сухого. Тут работает не эмоция, но чистый интеллект. Шифф недвусмысленно обозначал свою позицию по отношению к Баху, избрав некий «срединный путь». Его манера исполнения весьма отличалась от аутентичной, но была далека и от романтического прочтения.
Лунный свет и солнечный драйв
Будто стремясь компенсировать досадный срыв весеннего концерта, пианист щедро расточал бисы. Трудно припомнить, чтобы на «бис» играли целую сонату, в трех частях. Шифф сыграл «Лунную сонату» Бетховена. Опус, навязший в ушах, заигранный, огламуренный в рекламных заставках, истрепанный от частого употребления до такой степени, что пианисты в последнее время просто не решаются за него взяться. Шифф решился и сделал это так, что прозвучала совершенно новая музыка. Вся первая, медленная часть, Quasi una fantasia, от которой соната и получила название, идет под неспешное колыхание аккордовых фигураций, которые создают обертоновую «ауру» звучания. Шифф усилил этот эффект нехитрым средством. Искусно манипулируя правой педалью, он добился наложения одних аккордов на другие, при этом счастливо избегнув явной «грязи». Он применил технику настоящего звукового «сфумато» - наложение одного прозрачного слоя на другой, чтобы создать ощущение дымки, легкого тумана. Так бывает ночью, когда предметы, облитые лунным светом, теряют четкость очертаний.
Меланхолия сменилась изящными реверансами-поклонами: началась вторая, скерцозная часть, в которой Бетховен, по некоторым предположениям, нарисовал музыкальный портрет своей юной ученицы, графини Джульетты Гвиччарди, в которую был тайно влюблен.
Одним «бисом» дело не ограничилось. Экспромт Шуберта соль-бемоль мажор по типу фактуры рифмовался с первой частью «Лунной сонаты», и был уже абсолютно бесплотным, исчезающим в лучезарной тишине. Пальцы пианиста еле касались клавиатуры. После восторженных оваций зала Шифф выдержал совсем небольшую паузу и уселся за рояль снова. Грянул чеканный, бодрый, полный солнечного света и радости «Итальянский концерт» Баха. Пианист честно сыграл три части – особенно проникновенно прошла медленная, вторая. Но в последней, виртуозной, по смазанным пассажам заметно читалась усталость солиста. Что неудивительно -- выдержать протяженный пианистический марафон, затянувшийся на три с лишком часа, порой не под силу и молодым. Три «биса» вполне тянули на полновесное третье отделение. За перенос концерта Шифф оправдался сполна.
