Комедия и драма в Тбилиси – на поверхности

- Мы давно не видели грузинских фильмов, и твоя картина, наверное, станет первым грузинским фильмом, который доступен не только на фестивале, но и выйдет в российский прокат. Что ты об этом думаешь?

- Главная проблема для грузинских фильмов – нет выхода в другие страны. Не хватает этого опыта. Да и не было до недавнего времени таких успешных фильмов, которые можно было бы продвигать в другие страны. Все оставалось в рамках Грузии. Я говорю про постсоветское грузинское кино. Каждый шаг в этом направлении очень важен. Появляются какие-то новые возможности и не только финансовые, плюс человеческие, эмоциональные. Довольно трудная ситуация в отношениях между Россией и Грузией выстраивается на уровне политики, а на уровне людей нужно налаживать мосты. И я думаю, они уже существуют. И на нашем поколении лежит ответственность за это. Какие-то ценности… Доброта объединяет. И через искусство мы должны это делать.

- Мы тут оторваны от грузинского кино, а в Грузии российское кино можно увидеть?

- В основном на DVD и то, что скачивают из интернета. Смотрят, смотрят. Я долго не жил в Грузии, был в Америке, но один фильм помню, был в прокате -- вторая «Ирония судьбы».

- Давай поговорим о твоих «Прогульщиках». Почему ты решил, что эта история должна быть перенесена на кинопленку? Чем тебя привлекла история Чеки?

- История Чеки для меня – история о благородстве и о человеке, который переживает большой кризис. Я думаю, что это аллегория моей страны. Страны, у которой есть история, прошлое и которая проходит через очень трудный процесс становления. И фильм – это психологический портрет и страны, и города в этот период. Кроме того сама история людей, которые стоят на улице и ничего не делают для меня очень кинематографична. Я чувствую в ней какое-то динамичное кино. У меня голова работает, с одной стороны, как у режиссера, которого занимает визуальное решение, с другой стороны, как у человека, который хочет этим фильмом что-то сказать. Эти два компонента совпали. Это кино о том, какой я вижу сейчас ситуацию в Грузии.

- Я не раз бывал в Тбилиси. Сейчас меня поражает, что в городе есть прекрасные улицы, красивые дизайнерские кафе, прекрасно одетая молодежь, играет музыка. В Тбилиси – много районов, которые выглядят так же, как в южной Европе, Испании, Португалии. Но в твоем фильме ничего этого нет. Есть обшарпанные дома, мрачные улицы. И вообще визуальное решение – депрессивное. Почему ты решил не показывать ту сторону жизни города, а выбрал эту?

- Я показываю то, что болит. Улицы, которые я снимал, соответствуют духу фильма. В следующей картине я покажу другой Тбилиси – я сейчас как раз пишу сценарий. Город не будет таким красочным, но будет современным и там будут новые здания… Но то, что у нас происходит с архитектурой – для меня больной вопрос. Старый Тбилиси исчезает… Но я с тобой согласен. Можно показать позитивные вещи. А в этом фильме (в «Прогульщиках» -- Infox.ru) была другая цель. Это фильм о боли.

- Когда у меня спрашивают о жанре этого фильма, я говорю, что это «тбилисский нуар», ты согласен?

- Может быть, может быть…

- Ты учился во ВГИКе и в Нью-Йорке в киношколе. А в какой степени ты чувствуешь привязанность к корням грузинского кино? Ты ведь получил международное образование.

- Международное кинообразование как раз помогло мне найти связь с грузинским кино. В Нью-Йорке мой педагог Борис Фрумин помог мне понять, что нужно работать с тем материалом, который тебе близок. И он мне объяснил, что хорошее кино – это трагедия, рассказанная со смехом. А грузинское кино в своих лучших проявлениях как раз таким и является.

- В твоем фильме тоже рассказана трагичная история, но там постоянно появляются элементы черного юмора, абсурдистской комедии. Это было задумано или возникло в процессе съемок?

- На уровне сценария это уже было. Такова была задача. Я верю, что если грустную историю рассказывать со смехом, она не становится менее грустной, но даже более интересной. Все традиции хорошего кино к этому ведут. И великое итальянское кино, и российские фильмы, которые я люблю, все сделаны также. В них есть большая боль, но она сочетается с юмором и теплотой.

- Многие режиссеры, закончив нью-йоркскую школу, стараются тут же перебраться в Лос-Анджелес, ходят по студиям, пытаются найти работу. А ты решил вернуться в Грузию при том, что там киноиндустрия не в самом лучшем состоянии. Почему ты принял такое решение?

- Это довольно прагматический выбор. Типичный американский путь – закончить хорошую киношколу, снять короткометражку, которая попадет в Санденс. Снять первый независимый фильм в Нью-Йорке, а потом попасть в Голливуд. Я две ступени прошел: учился в хорошей школе, снял фильм, который попал в Санденс. Следующий этап должен был быть фильм в Нью-Йорке, но в этот момент мне предложили грузинский проект. Хотя я хотел делать фильм в Нью-Йорке, но, заметь, про грузинских иммигрантов. Выбор – снимать в Грузии для меня естественен. Я считаю, что режиссер должен работать с материалом, который он знает. Я недостаточно хорошо знаю Америку, чтобы снимать американское кино. Там нужно было родиться или прожить 30 лет, чтобы понять текстуру довольно хорошо. Единственная текстура, которую я знаю, это грузинская. Поэтому я вернулся туда, где мне интересно.

- Твой фильм напрашивается на американский ремейк. Если предложат его снять, согласишься?

- Если мне предложат снимать, скажем, в Техасе с американскими актерами, я бы отказался. Я не уверен, что я смог бы сделать это интересно. Я могу поставить грамотно камеру или что-то смонтировать. Но нужной эмоциональности не будет. Получится механическая работа. Кино настолько сложная штука, что работать, не получая удовольствия, не стоит. Это должно касаться тебя. На уровне композиции ты должен чувствовать эмоциональное содержание фильма. Кадр строишь, исходя из фактуры… Следующий проект я пишу и надеюсь, он будет в Тбилиси, поскольку там сейчас очень интересная среда для кино в смысле истории, драмы и комедии, которые там есть. Там все сейчас на поверхности – странный и интересный момент, который нужно уловить…

- Тогда желаю успеха с новыми тбилисскими проектами. Буду ждать.