Александр Зельдович: не то что ответов нет, а даже вопросы неясны

Александр Зельдович: "Возникает какая-то зона, которую трудно описать. Некая зона, где не то что ответов нет, а даже вопросы неясны. Зона некой смысловой неясности, причем волнующей неясности. Вот, скажем, мы сделали фильм «Москва» - понятно, что это как бы о нашем времени. Но сформулировать это, выговорить, найти нужные образы и интонацими было сложно. В процессе работы эта зона как-то осваивается. Приобретает вид образа.

Например, сейчас у нас начало ХХI века. В мире есть ощущение некоего идеологического кризиса. Предыдущая парадигма сдохла, то есть та марксистская парадигма, в которой мы жили несколько столетий, она как-то не очень работает. Экзистенциализм, который царил после войны и в середине века, сейчас непонятен, хотя интересен. Это не идеология, это философия. Сейчас нет больших идеологий. И, соответсвенно, нет большого идеологического проекта. Хотя бы такого, по отношению к которому можно было бы как-то "выставиться", то есть определить свое отношение, быть за, быть против, что-то атаковать. Можно быть марксистом, можно антикоммунистом, но нужен проект, по отношению к которому человек очень точно себя выставляет. Само по себе отсутсвие такой идеологической структуры, отстутсвие внятного понимания, куда мир идет и куда ему надо идти, рождает чувство некоторого беспокойства, тревоги. Хотя само это ощущение -- неясность -- на самом деле довольно радостное потому, что хочется в этом разобраться. Это создает некое напряжение.

Или, например. Некая среднебуржуазная семейная пара заработала денег и уехала в некий тропический рай. И все-то у них есть: и дом, и папайя, и манго. Они оказались на пике собственных мечтаний. Мечта сбылась, а что дальше?! Что делать потребителю, который достиг потолка своих потребительских возможностей? Вот это интересно. Возникает описание некоторой зоны, которая непонятна. Начинаешь об этом думать, и возникает сюжет, который придумывается или составляется из каких-то частей.

Часто бывает, что есть образ, то есть ограничение. Например, когда я пытался придумать «Москву», я решил, пусть будет кино, которое происходит в одном месте, например, в ночном клубе. Действительно был этот ночной клуб, и мама с дочкой, которые им владели. Клуб был пустой. Они сидели в шубах за стойкой и глядели на дверь: интересно, кто войдет? С этого их состояния и начался фильм. Но дальше он, конечно, вылез за пределы одного пространства.

Кино, если в него вложено много сил, в конце концов начинает само тащить за собой. Фильм начинает сам формировать обстоятельства вокруг себя, сам выбирает исполнителей, кого-то отбрасывает, даже погоду нужную сам себе подбирает. Но это только если в него вбухано достаточно сил. Если этот "ребеночек" уже подрос, он довольно сильно начинает раздвигать вокруг себя пространство".

Продолжение следует.