Антон Батагов: мы видали это кино с этой музыкой

Антон Батагов: «Я прекрасно понимаю, что если даже идти по шаблонному пути, то здесь, в том же самом Голливуде, как к нему не относись, есть какой-то колоссальный профессионализм во всем. Даже когда фильм невозможно смотреть, надо признать, он бывает сделан с каким-то фантастическим мастерством на всех уровнях. Не знаю, может, мне когда-нибудь захочется попробовать там поработать -- я никогда ничего не планирую. Действительно здорово, когда люди делают то, что они считают нужным, не ориентируясь на то, как надо, и на тех, кто сочтет это скучным или нескучным.

Скажем, Питер Гринуэй просто взял, нарезал аккорды, наложил их сами на себя, и получилась удивительная совершенно вещь -- фильм получился такой, словно режиссер и заодно композитор сказали людям: мы видали все это кино с этой музыкой в таком гробу, что в общем, наверное, даже гроба такого нет. Но если вам не нравится -- можете сразу покинуть зал, и если вам скучно -- это ваши проблемы. По-русски этот фильм называется «Реконструкция вертикальных предметов».

У Прокофьева в «Пете и волке» крякающая утка -- это фагот, пионер Петя -- это другой инструмент, но на самом деле все это -- игра, не нужно к этому относиться серьезно, воспринимать как какую-то догму. В том же, будь он не ладен, Голливуде, написаны тонны учебников о том, как писать музыку к кино. Ведь сейчас начинающим я бы посоветовал просто набрать в поиске в интернете по-русски или по-английски «как писать музыку к кино» -- и бесплатно скачать толстенные книги о том, как правильно сочинять музыку для кино. Там и про инструменты все сказано, и про тип тематизма: какая музыка где должна быть, какой длины могут быть эпизоды и какой длины не могут быть, тема, переход, инструментовка -- для такой-то темы должна быть такая, но ни в коем случае не иная, потому что она будет для следующей темы и т. д. Все это давно придумано.

… Я всегда понимаю условность всего чего угодно. И сейчас я, например, чувствую, что такая вещь, как рояль – собственно, игре на рояле я обучался с детства и учился в консерватории как классический пианист, -- может выразить все, что угодно. Причем когда я начал активно сочинять, то мне, наоборот, хотелось делать музыку для всего чего угодно, кроме рояля. Для электроники, для любых мыслимых составов, только не для рояля. Потом я как-то почувствовал, что рояль настолько всеобъемлющая вещь -- просто, как и на любом инструменте, на нем надо уметь играть. То есть важно не только писать какие-то звуки -- можно сыграть одну ноту, просто надо уметь ее правильно сыграть и чтобы режиссер ее в правильном месте поставил. Потому что с этим тоже большие проблемы. Можно гениальную музыку поставить так, что и музыка будет угроблена, и фильм тоже.

… Дело в том, что для меня -- при том что я до самого недавнего времени гораздо в большем количестве, чем для кино, занимался музыкой для телевидения, то есть написал несколько тысяч телевизионных вещей длиной от одной секунды до шести минут (если считать, начиная от НТВ 97 года и кончая телеканалом «Культура» последних месяцев). Так вот, самое трудное, чтобы никогда ни в коем случае не делать то, за что тебе, во-первых, стыдно, а во-вторых, то, что ты чувствуешь как неправду. Ведь дело не в том, что я привык писать в таком-то стиле и поэтому могу либо тупо защищать этот стиль, либо отказываться. Как раз наоборот. Лично для меня всегда, особенно в телевизионное работе, очень важно, что я вдруг выхожу на какие-то стилистические истории, которых я сам от себя не ожидал. Но это происходит не потому, что кто-то мне сказал: сделай вот так. Ведь у нас очень любят дать какой-нибудь диск и сказать: вот послушай и сделай так же. Это кажется смешным, но на самом деле это совсем не смешно, потому что в нашей стране подавляющее число кино- и телепродукции делается так. Для меня это просто невозможно, я в таких случаях говорю «До свидания!» А если люди друг другу доверяют, то тогда здесь важно именно понимать, что ты можешь идти на любые стилистические эксперименты, иногда даже на те, которые прежде казались тебе недопустимыми. Но здесь надо понимать, что ты не врешь себе в каком-то главном смысле. Тогда все будет в порядке, это не будет тупая иллюстрация, а это будет какое-то новое качество -- и очень, возможно, неожиданное для всех, включая режиссера, композитора и зрителей тоже. Я всем этого желаю, иначе просто не вижу смысла творчеством заниматься.

У меня, наверное, самый некиношный подход. Мне всегда интересно какое-то формально независимое сотрудничество, которое пересекается на каких-то совершенно других уровнях. Поэтому говорить о том, какой картинке -- воображаемой или действительно уже сделанной -- соответствует моя музыка, неинтересно, потому что это внутреннее мое дело, которого потом никто не увидит, -- все увидят совсем другой результат».

Продолжение следует.