Музыкальный ландшафт Зальцбурга

Из Моцарта нам что-нибудь

Феномен Зальцбурга – города, соединившего потрясающие природные ландшафты с архитектурной красотой соборов, обсуждают с той поры, как 90 лет назад Макс Рейнхард в компании с Хуго фон Гофмансталем и Рихардом Штраусом основали здесь фестиваль. Воистину, Зальцбург -- «место силы», источник вдохновения для артистической, музыкальной и театральной элиты мира. Всякого, кто побывал в Зальцбурге, тянет сюда вновь. Выражение «музыкальная Мекка» стало настолько расхожим, что даже неудобно его произносить.

Безусловно, у Зальцбурга есть «гений места»: это Моцарт. Не то чтобы ты постоянно ощущаешь, как дух его летает над зелеными водами Зальцаха, бурливой речушки, протекающей посреди города и зажатой с обеих сторон базальтовыми скалами. Но дух моцартовой музыки, безусловно, ощущается. Звуки Моцарта слышатся, пока прогуливаешься меж затейливых цветников парка Мирабелла – на парк выходят окна классов Моцартеума. Или вдруг наткнешься на старинную, пахнущую сухим деревом хижину прямо во дворе зала Моцартеум – выясняется, что это «дом Папагено». Или, спеша на концерт, встречаешь на мосту трио музыкантов в расшитых камзолах и пудреных париках а-ля Моцарт.

На Фестивальной улице

Этот год для Зальцбурга выдался урожайным на юбилеи. 90 лет исполнилось Зальцбургскому фестивалю. За протекшие годы мероприятие, когда-то начавшееся со скромной постановки пьесы Гофмансталя «Jedermann» («Каждый») на Домской площади, разрослось невообразимо. Сначала фестивального комплекса не было. Был дворец Хеллбрунн, дворец на горе Мончберг, потом появился Дворец Мирабелла. Однако залы уже не могли вместить всех желающих: тогда было принято решение строить Grosses Festspielhaus –Большой фестивальный дворец. У истоков проекта, разумеется, стоял Герберт фон Караян: он безраздельно властвовал в Зальцбурге вплоть до своей кончины в 1976 году.

Второй юбилей связан именно со зданием Фестшпильхауса: в этом году ему 50 лет. Выстроенный по проекту австрийского архитектора Клеменса Хольцмайера, он огромен и удобен, а его знаменитый занавес, сделанный из металлических листов, стал одним из символов Зальцбургского феста.

Впрочем, сегодня зал, конечно, уже не производит такого сногсшибательного впечатления, как 50 лет назад. За прошедшие полвека технология строительства театрально-концертных залов развилась и шагнула далеко вперед. Теперь, когда существуют компьютерные технологии расчета акустических параметров будущих залов, а главный японский акустик, Ясухиса Тойота, понастроил залов повсюду, Фестшпильхаус воспринимается не как лучший зал в мире – но, безусловно, как самый престижный. Стены здания буквально пропитаны музыкой: здесь проходили мировые премьеры многих опер и инструментальных сочинений, выступали самые великие дирижеры.

Фестшпильхаус вписан в единую линию трех залов, вплотную примыкающих к горе Мончберг (практически врубленных» в нее) и вместе образующих знаменитую «фестивальную улицу». Именно здесь в антрактах и перед началом концертов происходит главная «ярмарка тщеславия»: дамы демонстрируют умопомрачительные туалеты, щелкают фотокамеры светских корреспондентов, а кавалеры тем временем покупают шампанское – 30 евро за бокал.

«Олимпийцы» и мейнстрим

Программа Зальцбурга уникальна тем, что может предложить набор классической музыки на любой вкус. Есть «мейнстрим»: концерты давнишних обитателей музыкального Олимпа, небожителей, обласканных вниманием публики и осиянных мировой славой. Они нежатся под светом софитов так давно, что публичное внимание отполировало их внешность до зеркального блеска: за публичной оболочкой личность практически уже не видна. Они кумиры толпы, на них держится фестивальная касса, но на них возложена и особая ответственность. Они должны не только предъявлять высшую планку качества, но и открывать Зальцбургу, а через него и миру свое уникальное vision -- видение и слышание классики, то есть заниматься эзотерикой музыки -- ее продвижением во времени и истории. Иначе исполнение опусов Моцарта, Бетховена, Брамса – словом, всего массива музыки, накопленного за три века классико-романтической традиции, обесценивается: от частого употребления смыслы даже самых великих сочинений «замыливаются».

Лидеры Зальцбурга в супертяжелом весе – это, конечно, дирижеры Риккардо Мути и Даниэль Баренбойм. И еще именитые солисты – таким можно доверить зал Фестшпильхауса и быть уверенными, что их имя привлечет на концерт 2000 слушателей. Постоянные гости фестиваля, имеющие сольные концерты в Фестшпильхаусе – это, конечно, Евгений Кисин и Григорий Соколов. Вообще, русских пианистов в Зальцбурге всегда много: Борис Березовский, Валерий Афанасьев – все они тут.

Прижизненный Шуман и песни без слов

Концерты Зальцбургского феста всегда очень точно рассчитаны в смысле адреса: программы составляются в расчете на ту или иную target group – целевую аудиторию. Пока аристократы услаждают ухо Бетховеном и Брамсом, студенчество и интеллектуальная элита Европы идут на концерты современной музыки. Например, серия концертов «Континент Рим»: не поверите, но на них невозможно достать билеты. На Кисина – возможно, а на выступления «Хиллиард-ансамбля» или «Ансамбля Модерн» – нет.

«Старинщиков», играющих в аутентичной манере музыку барокко, в программе нет. Однако Филипп Херрвеге, руководитель оркестра Елисейских Полей и признанный специалист по аутентичному исполнению не только музыки барокко, но и раннего классицизма, предпринял весьма кропотливое исследование всех четырех симфоний Шумана в содружестве с оркестром Camerata Salzburg. После этого опыта Sound оркестра ощутимо переменился: они играли Шумана действительно аутентичным звуком – наверное, так звучала эта музыка при жизни автора. Отличная выделка фактуры; позитивный посыл; выпуклые мелодические линии. Херрвег выказал себя настоящим мастером: при том, что выглядит он совсем не по-дирижерски: типичный «ботаник» со встрепанными седыми волосами и детским лучезарным взглядом из-под круглых очков. Харизма Херрвега – иного свойства, нежели у дирижеров-«тяжеловесов»: ни грана шоуменства, только музыкальная мысль, пульсирующая и расцветающая в тенетах текста.

На двух концертах Херрвега солировали две дебютантки Зальцбурга, срочно введенные в программу по причине внезапной болезни солиста Иво Погорелича: японка Ю Кошуги и россиянка Полина Лещенко (она с 16 лет живет в Брюсселе, окончила там Королевскую консерваторию). Они сыграли, соответственно, Второй и Первый концерты Шопена, обнаружив недюжинную индивидуальность и силу духа. Японка играла музыкально, искренне, всю себя отдавая каждому извиву мелодической фразы. И после бешеных оваций заключила программу двумя бисами из «Песен без слов» Мендельсона: «Маргарита за прялкой» и «Дуэт».

Лещенко обнаружила очень красивый, по-девичьи чистый «жемчужный» звук. Волюнтаристски затягивая фразы, она играла с rubato на грани фола, так что оркестр почти задыхался от напряжения, пытаясь подстроиться под причудливые ритмические виньетки, которые выдавала солистка. Сразу же обнаружилось еще одно достоинство Полины: природная беглость пальцев. Идеально ровно сыграны пассажи; непринужденно звенят трели. У Лещенко, как выяснилось, очень своеобразное, легко узнаваемое туше.

Парочку камерных опусов Шумана сыграла Марта Аргерих; а еще, вместе с Мишей Майским -- виолончельную сонату Шопена, его последнее сочинение. Впрочем, все ее концерты превращались в феерическое братание друзей -- музыкантов и единомышленников. Одна только невероятная Дора Шварцберг чего стоила, с ее экстатически поющей, экспрессивной скрипкой, заливающейся соловьем в сонате Яначека. А как они сыграли квартет Брамса, напоследок в финале c бешеной скоростью «оторвав» цыганский залихватский мотив Rondo alla Zingarese! Нет слов, право.

Бетховен от Баренбойма

У Баренбойма – свой личный юбилей: 60 лет концертной деятельности и 45 лет сотрудничества с Зальцбургским фестивалем. Хотя впервые он появился в Зальцбурге гораздо раньше, когда ему было всего 9. Это было первое путешествие аргентинского вундеркинда в Европу из Буэнос-Айреса, где он родился. Начал же он карьеру пианиста в 7, сыграв свой первый концерт в 1950 году. Уже в 1952 году, в Зальцбурге, он играл концерт Баха с прославленным дирижером Игорем Маркевичем. Маркевич считался главным гуру по части дирижирования, к нему ездили учиться все. Маленький Даниэль стал самым младшим членом группы, занимавшейся в мастер-классе Маркевича в Зальцбурге.

Сейчас Баренбойм сам дает мастер-классы, основывает молодежные оркестры и пытается музыкой объединить народы. Его оркестр «Западно-Восточный диван», основанный в 1999 году вместе с арабским философом и мыслителем Эдвардом Саидом, соединил за пультами молодых музыкантов из Израиля и арабских стран. Кстати, именно Баренбойм нарушил табу, сыграв музыку Вагнера в Израиле, чем вызвал небывалый скандал: ему чуть было не запретили выступать в стране.

В этом году отмечает свое 85-летие и Пьер Булез – главный мэтр (чтобы не сказать – диктатор) французской композиторской школы. И первый же концерт Зальцбургского фестиваля отдавал дань почтения сразу пяти юбилеям: Баренбойма, Булеза, Фестшпильхауса и самого фестиваля. На открытии Венский филармонический оркестр сыграл под управлением Баренбойма Четвертый концерт Бетховена (солировал и дирижировал сам юбиляр), «Нотации» Булеза и Te Deum Брукнера. Концерт транслировался на всю Европу.

Сказать, что Баренбойм сыграл Четвертый концерт Бетховена гениально – значит ничего не сказать. Абсолютно неожиданный взгляд на Бетховена: в интерпретации Баренбойма главный революционер от музыки представал мудрым, неконфликтным, неспешным. Оркестр играл тихо, ясно, наслаждаясь каждым звуком, исполненным глубокого значения. Фортепиано журчало и переливалось неяркими пастельными красками. Да, это действительно было новое звучание Бетховена. Авторский текст излучал далекие флюиды, словно прорываясь к нам сквозь мировые войны и революции ХХ века. С позиции современного человека, чья историческая память отягощена негативным опытом социальных бурь и катастроф, Бетховен преображался: он уже не воспринимался бунтарем-ниспровергателем, выплескивающим свой гнев в неистовой музыке. Драматические коллизии XIX века кажутся мелкими и локальными человеку века XXI. И потому общий эмоциональный тон концерта был не замутнен и спокоен.

Еще благостнее и лучезарнее прозвучала вторая, медленная часть концерта. Лирический герой части – солирующее фортепиано – вел партию проникновенно, распахивая душу в усилии предельной искренности. Здесь Баренбойм достиг поистине заоблачных высот.

В третьей части, резвой, лукавой, скерцозной, Баренбойм играл Бетховена как бы «назывными предложениями» -- обозначая каждую фразу сообразно ее эмоциональному наполнению. Это был его фирменный метод исторического дистанцирования от автора, не имеющий, кстати, ничего общего с постмодернистским.

Программа Зальцбургского фестиваля только началась: но количество и качество событий первой недели превосходит все ожидания. Впереди – развернутая панорама сочинений Вольфганга Рима. Сегодня Валерий Афанасьев начинает цикл Brahms-szenen. А в середине фестиваля пройдут три потрясающих лидерабенда Матиаса Гёрне, замечательного немецкого баритона: под аккомпанемент Кристофа Эшенбаха (еще одна суперзвезда Зальцбургского фествиаля) он исполнит в три вечера все три вокальных цикла Шуберта: «Прекрасная мельничиха», «Зимний путь» и «Лебединая песня».