Безрадостное будущее на фоне кромешного настоящего представляется после просмотра израильско-палестинского фильма «Аджами», добравшегося до московского проката. «Аджами» дает ответ на вопрос, до каких пор арабы и евреи будут воевать.
Сука война
Как-то неожиданно оказалось, что всего за несколько лет, меньше десяти, израильская кинематография стала одной из самых актуальных, интересных, живых и будоражащих умы и чувства не только на Ближнем Востоке, а в мире вообще. В первую очередь, конечно, накрыла мощная волна «военного» кино, которая принесла, например, такие крупнокалиберные снаряды, как «Вальс с Баширом», «Ливан» или «Бофор». В «Аджами» боевых действий вроде как нет, но «мирной» жизнь одного из районов Яффы, именем которого назван фильм, тоже не назовешь.
Сюжет движется вместе со своими героями от события к событию несколькими параллельными путями. Моду на такой тип и ритм повествования спровоцировал еще в начале нулевых Алехадро Гонсалес Иньярриту в фильме «Сука любовь». Он же поддерживал ее в «21 грамме» (2002) и «Вавилоне» (2006), а Пол Хэггис своим оскароносным «Столкновением» (2004) способствовал ее утверждению фактически как шаблона для социально значимого кино для неравнодушных. В этом смысле «Аджами» хоть и следует установленному канону очень четко и профессионально, выглядит вторично.
Одна линия тянет за собой еврейского полицейского, у которого палестинцы похитили брата, а сам он по долгу службы наведывается с рейдами в Аджами. В самом районе живет 19-летний Омар, который оказался вместе с семьей заложником кровного конфликта – это линия № 2. Его дядя застрелил бандита из влиятельной семьи, и та намерена мстить. Но Омару, заручившемуся поддержкой другого клана, дают шанс откупиться. Оказавшись фактически в кабале, он не может заработать легально и начинает по мелочи воровать, а потом пытается торговать наркотиками, что, понятное дело, станет фатальной ошибкой. В аферу он вовлечет подростка Малека, который нелегально приезжает с палестинской территории, чтобы добыть денег на лечение больной матери – третья линия судьбы. Все это поделено на четыре главы и снабжено богатейшей убедительно документальной бытовой фактурой, которая, пожалуй, составляет основную ценность. В финале сюжеты предсказуемо фокусируются в одной точке пространства и времени. И ничего хорошего из этого не выйдет. Линия жизни в этой истории коротка.
Тяни-толкай
Задумано все было очень смело и вызывающе. Два режиссера – араб Искандар Кобты и еврей Ярон Шани – пытаются пройти над схваткой по горящему канату и увидеть ситуацию как бы объективно. Некоторый крен в палестинскую сторону все же чувствуется. Причем эффект достигнут двоякий. С одной стороны, тяжкая жизнь в криминальном гетто показана более чем обстоятельно. Казалось бы, герои, прежде всего наивные балбесы Омар и Малек, должны вызывать сочувствие. Но ведут-то они себя как обычные уличные подонки и кретины. И даже индульгенции в виде заботы о семье не особенно убедительны. С другой стороны, озверение израильских полицейских, может, и нельзя до конца оправдать, но мотивировано оно безупречно. Особенно впечатляет, конечно, сцена, когда местный еврейский житель пытается объяснить арабским соседям, что содержание овцы в городском доме – это нарушение муниципальных правил, а его за это убивают.
Показателен также скандал, случившийся после премьеры. Когда знакомых режиссера Кобты, жителей Аджами, арестовали по подозрению в избиении полицейского, постановщик заявил, что «Аджами» -- кино палестинское, к Израилю имеющее весьма косвенное отношение. Его соавтор Шани не согласился. В общем, фильм снят так, что каждая сторона может тянуть одеяло на себя, что, видимо, лишний раз свидетельствует о его объективности.
А она состоит в том, что никакого просвета в отношениях арабов-христиан, арабов-мусульман и евреев даже не намечается. Пропасть между ними лежит даже не на уровне политики, идеологии, культуры или быта. Да, невозможно соединить арабские феодальные порядки и еврейскую государственность. Да, неразрешимы религиозные конфликты и территориальные претензии. Но все еще хуже. Ненависть здесь имеет какую-то уже не ментальную, а зоологическую природу. Насилие питается насилием, и останавливаться никто не желает, поскольку вечная война делает жизнь напряженно содержательной и иллюзорно осмысленной.
И тут, конечно, надо отдать должное израильским киношникам, которые оказались не только в состоянии выпустить такой жесткий, противоречивый и нелестный для страны фильм, но и наградить его высшими местными кинонаградами и представить на «Оскар».
