Параллельно с оперно-балетной программой на фестивале «Звезды белых ночей» разворачивается цикл симфонических концертов. Главные участники -- оркестр Мариинского театра и его шеф Валерий Гергиев.
Июнь-июль для Мариинского театра самая страдная пора. Шеф машет дирижерской палочкой как заведенный. У оркестрантов по два-три вызова в день. Это время года они называют «белые ночи, черные дни».
Спектакли сменяются вечерними и ночными концертами. Днем -- репетиции и записи на CD для лейбла «Мариинский». Вдобавок приходится загодя репетировать программы для фестиваля Гергиева в Миккели, он проходит ежегодно в небольшом финском городке, как раз в начале июля.
Питая склонность к тотальному охвату симфонической литературы, Гергиев, как правило, никогда не останавливается на полдороге, исполняя того или иного автора. В юбилейный год Шостаковича на фестивале прозвучали все 15 его симфоний. В честь юбилея Малера в прошлом году Гергиев лично продирижировал всеми симфониями австрийского гения, от Первой до Девятой.
Нынешний сезон выдался более спокойным: на «Звездах» сыграли три последние симфонии Чайковского -- Четвертую, Пятую и Шестую и три симфонии Шостаковича -- Третью, Десятую и Тринадцатую (та, что на стихи Евгения Евтушенко). Причем последние были незапланированными. Программа концерта срочно перекраивалась в связи с заменой солиста. Леонидас Кавакос, замечательный греческий скрипач, повредил руку и не приехал. Поэтому вместо Бриттена и Дютийе решили еще раз обкатать симфонии Шостаковича, благо перед записью не грех отшлифовать последние детали. Десятая, сыгранная не без блеска, порадовала искусными и яркими соло «деревяшек», Третья -- исступленно суровым накалом финала.
Парад солистов
Несмотря на череду досадных отмен, дефиле солистов на эстраде Концертного зала и без того получилось внушительным. Вездесущий Денис Мацуев, официально признанный страной как пианист номер один, залетел на денек и, деля время между репетицией, просмотром футбольного матча по телевизору и выступлением, с блеском отрапортовал Третий концерт Прокофьева. Музыка его как раз предполагает напористо-активный стиль игры, чеканный ритм и железный драйв. Так что Мацуев, попав в родную стихию, оттарабанил свою партию на пять с плюсом. Сыграл ладно, со всегдашним несокрушимым победительным настроем, толкая драматургию опуса вперед с неукротимой целеустремленностью. Никаких ограничений громкости и скорости.
Мацуеву, как известно, лучше всего удаются ударные, моторные опусы. Стравинский, Прокофьев -- да, это будто для него написано. Однако родовой недостаток мацуевского пианизма для знатоков очевиден: он неважно владеет кантиленой. Лирическая мелодия для него извечная проблема. Звук не тянется, не углубляется, играя обертонами, но попросту гаснет и затухает. Так что концерты Рахманинова у него получаются менее убедительно.
На следующий день с оркестром Гергиева выступал Борис Березовский, пианист абсолютно иного плана. Можно сказать, антипод Мацуева. Его манера звукоизвлечения, манера держаться диаметрально противоположны мацуевскому стилю игры. Никаких преодоления, активности и вообще каких бы то ни было видимых усилий. Вид скучающе-расслабленный, руки касаются клавиш как бы невзначай, легко. Облик фланирующего элегантно-небрежного денди, случайно присевшего на минуточку за инструмент, словно говорит публике: «А, тут у вас рояль стоит, ну что ж, давайте поиграем, что ли…»
Березовский играл несложный в общем-то концерт Шопена мягко, раскованно и как-то очаровательно небрежно. Он не брал публику за шкирку, заставляя слушать, звуки текли из-под пальцев, обволакивая зал.
Корейская чудо-девочка
Который уж год премии на международных конкурсах берут ребята из Кореи, Китая, Японии. Наглядное подтверждение тому -- выступления девятилетней кореянки Джу-хи Лим на концертах фестиваля. Это навело на грустные размышления. Если в 1960-1970-х годах вот так по-взрослому уверенно и зрело играли особо одаренные детки из ЦМШ, то теперь такого среди них, пожалуй, уже не услышишь. Мы явно уступили лидерство азиатам.
Девочка с трогательным хвостиком на макушке, наряженная в пышное розовое платье с блестками, выходила на сцену трижды. Сначала ее привезли, чтобы украсить программу концерта, посвященного лауреатам премии Montblanc. Когда же выяснилось, что Кавакос приехать не сможет, программу двух концертов срочно переверстали. Джу-хи Лим в два вечера сыграла Фортепианный концерт Кабалевского и Концерт Гайдна ре мажор. В Гайдне малышка продемонстрировала твердость духа, цепкую хватку и отличную выучку -- несмотря на странную для нас постановку руки с распластанными по клавиатуре пальцами и слишком высоко поднятым запястьем. Впрочем, это не мешало ей твердо и бесстрашно держать темпоритм.
Поглощенная задачей сыграть как можно лучше, она, казалось, вовсе забыла о том, что на нее устремлены сотни глаз: поразительное умение концентрироваться на главном для такой маленькой девочки. Уверенно сыграны все каденции; умение слышать оркестр и точная с ним координация выдавали в девочке немалый опыт публичных выступлений. Да и Гергиев постарался: был тактичен и мил, улыбался, чутко следил за тем, чтобы маленькой солистке было комфортно и покойно.
На бис девочка сыграла виртуознейший этюд Мошковского -- совсем другим, мягким и пастельным, порхающим звуком, показывая, что владеет разными стилями игры. И разумеется, сорвала бешеные аплодисменты. Контраст детского облика и серьезной игры всегда умиляет публику. Похоже, кореяночке и впрямь светит грандиозное артистическое будущее. Даже Гергиев, услышав ее в Японии по наводке друга, пианиста Лексо Торадзе, не устоял против ее шарма и деловитой виртуозности.
Под знаком Щедрина
Последние три года проходят под знаком музыки Щедрина. Уже поставлены в театре два его балета -- «Конек-Горбунок» и «Анна Каренина», опера «Очарованный странник», сыграно бессчетное множество симфонических опусов, готовится к постановке опера «Мертвые души».
Продолжая идти тем же курсом, Гергиев включил в программу фестиваля авторский вечер Родиона Константиновича. Три его инструментальных концерта -- немалое испытание даже для закаленных меломанов. Они прошли подряд в исполнении мариинцев и превосходных солистов -- виолончелиста Давида Герингаса, штатного трубача оркестра театра Тимура Мартынова и пианистки из Австрии Аники Вавич.
Самым увлекательным по музыке показался, пожалуй, Четвертый фортепианный концерт. Квазиромантическое раздумчивое начало, будто сыгранное наоборот позднее брамсовское интермеццо, для Аники Вавич стало поводом продемонстрировать нежное туше и музыкальность. Впрочем, далее, когда понадобились стальные мускулы и железные пальцы в действенных, конфликтных эпизодах, выяснилось, что материал концерта не вполне подходит пианистке, склонной скорее к женскому, мягкому, романтическому музицированию. Сюда бы Мацуева.
Светлая, гайдновская стихия, заданная в Концерте для трубы, поначалу настроила на бодрый лад. Вскоре колорит переменился: хрупкость, ломкость, холодные хай-тековские тона. Тимуру Мартынову немного недостало артистичной уверенности в исполнении. Его труба звучала почти испуганно, слегка скованно. Но в целом Концерт для трубы Щедрина оказался штучкой, элегантно, не без щегольства сконструированной.
