Философ Владимир Ильин возвращается в Россию. Михаил Эпштейн и Сергей Юрьенен не хотят прощаться с молодостью. Французская биография Маргарет Тэтчер выходит в переводе на русский язык.
«Пожар миров». Владимир Ильин
Избранные статьи из журнала «Возрождение». М.: Прогресс-Традиция, 2010
Отец философа Владимира Ильина, крупный чиновник финансового ведомства, предводитель дворянства и литературовед-любитель, дал пощечину губернатору, за что был вызван в Петербург, где застрелился со словами: «Меня удручают страдания народа». Отчим, директор гимназии, привил Ильину интерес к латыни и греческому. Обо всем этом рассказывает жена философа, Вера Ильина -- фрагменты беседы с ней вошли в предисловие к новому сборнику «Пожар миров». Биография Ильина – сама по себе впечатляющее чтение. Обучение на физико-математическом, историко-филологическом и теологическом факультетах, эмиграция, преподавание, занятия музыкой и литературоведческие штудии, последовательный антибольшевизм и свойственные эмигрантской среде колебания при политическом выборе в конце 1930-х -- начале 1940-х, -- это лишь немногие части общей картины. Как говорится все в том же предисловии историка Алексея Козырева, Владимир Ильин (1890-1971) до сих пор остается в тени своего однофамильца Ивана Ильина. Но интенция вернуть этого автора в круг знаменитых русских философов теперь явно обнаружилась. Во всяком случае, об этом очень много говорилось на вечере в Фонде русского зарубежья, куда несколько лет назад передал немалый архив своего отца известный арт-куратор Ник Ильин.
Не посвященного в тонкости философских иерархий читателя может заинтересовать самый обширный раздел -- «Литературная критика». И даже заглавия статей вроде «Метафизические и нравственные устои русской литературы», «Оккультизм Тургенева», «Эзотеризм Случевского» и «Адский холод Гоголя» не отпугнут, если опять же держать в уме предисловие, рисующее образ яркого и неравнодушного, универсально образованного интеллектуала. Продолжатель традиций Владимира Соловьева, Ильин во главу угла ставит понятие «красоты». Ее он воспевает на все лады, всячески соглашается с Достоевским насчет «спасения мира», верит в силу нашей великой литературы, которая только должна соблюдать баланс «истины, добра и красоты», следить за равновесием между «аполлинистическим и дионисическим» началами и поддерживать огонек благотворного «пожара миров». Философ соглашается, что столь ненавидимые им «красные вампиры» и их предшественники заботились о добре, но не о красоте. Ильин выстраивает прихотливую, объединяющую искусство и религию, концепцию «метафизики красоты». «Истина», за которую у него должна отвечать наука, как-то все время выпадает, когда автор заслушивается Чайковским, зачитывается Лермонтовым или увлекается восславлением империи.
Но не стоит спешно отдавать ильинские статьи и трактаты на откуп религиозно ориентированным мыслителям. Чего никак не отнять у автора «Пожара миров», так это верного литературного чутья, обостренного восприятия этой самой «красоты». Он может завершить статью предсказаниями небесной встречи Пушкина и преподобного Серафима, но начинает-то с веселого цитирования эпиграмм. Человек, назвавший пушкинского «Царя Никиту» «смешным и грациозным», может спокойно рассуждать и о «голгофе» поэта. В какие бы идеологические и мистические дебри ни забирался философ, в его текстах всегда можно найти другой путь, проложенный через точно подобранные цитаты и меткие суждения.
«Энциклопедия юности». Михаил Эпштейн. Сергей Юрьенен
USA: Franc-Tireur, 2010
По большому счету, юность – дело одинокое. К тому же это еще и максималистская пора, когда чужие советы и указания вызывают лишь досаду. Книгам доверия больше: как пригодился бы в 17 лет умный «путеводитель по юности». Именно его и придумали писатели Михаил Эпштейн и Сергей Юрьенен. Два состоявшихся человека размышляют о том времени, когда они еще не успели обзавестись заманчивыми ярлыками «писатель», «философ», «культуролог», «издатель», «радиожурналист», «эссеист», «профессор теории культуры и русской литературы университета Эмори в Атланте», «автор более двадцати книг прозы». Два новоиспеченных студента филфака МГУ уже тогда, в конце 1960-х, азартно рисовали свои портреты на фоне сокровищ гуманитарной мысли. Теперь, спустя десятилетия, они подводят итоги: «Счастье и несчастье нашей юности в том, что она пришлась на старческое время. Нам выпало быть юными в эпоху одряхления коммунизма. Пока мы юнели, все вокруг стремительно ветшало: идеи, вожди, ценности, нравы, сама система. Поэтому у нашей юности не было выхода в социальное действие, нам было смертельно скучно в обществе «зрелого» социализма».
«Энциклопедия юности» Эпштейна и Юрьенена далека от дидактизма, это свободный и вдумчивый диалог, то и дело признающий невозможность никаких обобщений, а потому переходящий на достоверные частности. Как соединить талант с «направлением», пойти ли на митинг в защиту исключенных студентов, почему «ГЗ» расшифровывается как «главный замысел», как познакомиться с настоящим писателем Битовым, с кем из многочисленных однокурсниц завести «романтические отношения» и что же, в конце концов, произошло у Рогожина с Настасьей Филипповной, «почему он ее зарезал»? Авторы не то чтобы хотели разложить понятие «юности» по полочкам, разбив сюжет на главки «Абсолют», «Будущее», «Взаимозависть», «Девушки», «Желание», «Литература», «Общежитие», «Правила жизни», «Учителя», но решили проверить, в каком состоянии находится их общая платформа, и ступит ли еще на нее нога человека из другого поколения.
«Маргарет Тэтчер. От бакалейной лавки до палаты лордов». Жан Луи Тьерио
Перевод с французского Юлии Розенберг. М.: Молодая гвардия, 2010
Для знаменитой серии «ЖЗЛ» выбрали биографию Маргарет Тэтчер, написанную именно французским историком. Так что некоторая дистанция между автором и персонажем сразу была обеспечена. Французский флер оказался очень кстати для подробного экскурса в английскую политику 1970-1990-х. «Дочкой бакалейщика» называл Тэтчер тогдашний французский президент Жискар д`Эстен, и автор смело вынес это определение в заглавие книги. Потом еще вспоминает что-то менее удачное про «глаза Калигулы и рот Мэрилин Монро», но, так или иначе, из всех характеристик все же лучше всего прижилась именно «железная леди».
Биограф признается, что даже его утомило чтение пространных мемуаров Тэтчер, где она не только не раскрывает своих секретов, но и не заботится о живости исполнения. Так что «раскрашивать» портрет «железной леди» ему пришлось самому. И это у него действительно получилось. Застегнутая на все пуговицы волевая дама оказывается персонажем сложным и богатым. Жан Луи Тьерио прослеживает путь своей героини от первой работы в химической лаборатории до поста премьер-министра Великобритании.
