Москва
22 ноября ‘24
Пятница

Балетное сокровище Лионской оперы

«Жизель» Матса Эка в исполнении Лионской оперы показана в Москве на сцене музыкального театра им. Станиславского и Немировича-Данченко без особого шума, рекламы и восторженных слоганов вроде «легендарный спектакль ХХ века». Между тем спектакль действительно великий, ознаменовавший балетный бунт конца прошлого века.

Запоздалый взрыв

Наше знакомство с «Жизелью», хоть и запоздало почти на тридцать лет, все же подобно взрыву. Лионская опера показала этот балет в Перми, Екатеринбурге, покажет в Питере, и, по словам очевидцев, залы рыдают везде. Отметим справедливости ради: те, кто «в теме», видели спектакль «живьем» в начале нулевых на старой сцене Большого театра в исполнении шведского «Куллберг-балета». Взрыв должен был состояться тогда -- Эк ставил «Жизель» именно на эту труппу. Однако гастроли прошли без особого резонанса, даже несмотря на присутствие великой Аны Лагуны – первой Жизели Эка. С одной стороны, продвинутая публика сама себя перегрела ожиданием. С другой, хотя текст спектакля воспроизводился слово в слово, его охлаждал шведский темперамент; к тому же труппа казалась слабоватой. Тот же спектакль, поставленный Эком для балетной труппы Лионской оперы, прозвучал блестяще. Веско, внятно, оглушив даже профессионалов. Главные герои и кордебалет вели свои роли почти безупречно, выдерживая градус напряжения, заложенный гениальным хореографом в структуру спектакля. Все они – и совершенно невероятная Жизель (Дороте Делаби), и мягкотелый Альберт (Седрик Андрие), и тупоумный Илларион (Франк Лезе) -- заслуживают самых высоких похвал; сильный кордебалет восторгает не меньше. Однако, восхитившись танцовщиками, хочется вернуться собственно к спектаклю, поставленному Эком на разрыв аорты и ничуть не устаревшему.

Развенчанный постмодернист

«Жизель» будто восстанавливает в правах забытого автора народной песни. Это ведь Эк первым в балетном мире сделал сценически осязаемым груз комплексов и проблем героини, пристегнув Жизель канатом к чему-то невидимому за кулисами. Это он представил забитых деревенских жителей плакучими ивами, не способными удержаться в вертикали homo erectus и беспомощно свесившими руки вдоль тела. Но зерно спектакля все-таки в другом. Этот спектакль напрочь развенчивает миф об Эке как о постмодернисте. Да, именно с «Жизели» 1982 года начался список его блистательной перелицовки классики, продолженный «Лебединым озером», «Кармен», «Спящей красавицей». Вот только лионское исполнение «Жизели» говорит не о перелицовке, но о создании собственной реальности по канве классической. Кажется, это называется палимпсестом – на потускневшие письмена сверху наносят другие. И нам, сегодняшним, именно эти письмена оказываются ближе. По поверхности все с удовольствием пересказывают обновленный сюжет: крестьянка Жизель, которую любит крестьянин Илларион, влюбляется в переодетого графа Альберта, а узнав о его обмане, сходит с ума. В классической версии она умирала и перемещалась в загробный мир, и все второе действие проходило на кладбище, среди привидений и вилисс. У Эка Жизель попадает в психбольницу, и все перипетии сюжета происходят с одинокими обитательницами лечебницы, что ближе к реальности и потому страшнее. Однако русскоязычная «Википедия» слишком заблуждается, утверждая, что «манеру Эка-хореографа отличает склонность к цитате и пародии, подрыву авторитетов, близость к театру абсурда». Манера Эка – очень нервное, предельно точное и тонкое прочтение старого как мир сюжета о несходстве противоположностей, силе любви и великой грусти жизни. В треугольник Жизель—Альберт--Илларион Эк вносит дополнительные нюансы. Одаривает человеческие пары естественной земной любовью, от которой на устах блуждает улыбка, а по сцене катятся громадные яйца – символ всепобеждающего плодородия. Среди его гениальных находок – острые прыжки богатого и бездушного окружения Альберта, издевательски приземистая семенящая диагональ Иллариона на корточках. Собственно, вся «новая музыкальность» хореографии Эка заставляет усомниться в «единственно верных» решениях классической версии.

А что касается послевкусия… Отчего не одна только «Опера Гарнье», но и невеликая по нашим разуменьям труппа «Ла Скала» держит в афише диапазон от классических «Спящей красавицы» и «Лебединого озера», балетов Баланчина и Бежара, до «Онегина» Кранко и «Благовещения» Прельжокажа? И отчего большие, неповоротливые, проедающие громадные бюджеты, теперь уже обе наши главные труппы все так же бережливы к себе, ленивы и ограниченны, как и в приснопамятные годы? Во время нынешних московских гастролей Лионской оперы автору шедевра Матсу Эку исполнилось всего 65 – его можно было бы привлечь к работе с нашими залежавшимися балетными кладами.

Полная версия