В корпусе Бенуа Русского музея открылась ретроспектива Исаака Левитана, посвященная 150-летию художника. Выставка удачно и убедительно объясняет, почему Левитана называют мастером «пейзажа настроения».
Ретроспектива Левитана -- часть одной из программ Русского. В музее пытаются заново открыть классиков пейзажной живописи. Но, скажем, открыть что-то новое в Шишкине, которого выставляли в Русском год назад, так и не получилось — планку поставили низковатую: Шишкин не только художник с ковриков и коробок шоколадных конфет. С Левитаном же все иначе: его работы, хоть и растиражированы на школьных тетрадках и учебниках, все же не настолько клишированы.
По отношению к Левитану применяют определение «пейзаж настроения». Правда, никто толком не может объяснить, что это такое. Если «отражение внутреннего состояния художника», как в тургеневских рассказах, то Левитану не позавидуешь: сплошной мрак и вечная печаль.
В том, что выставка в Русском удачно «открывает художника с новой стороны», заслуга в первую очередь самого Левитана. Он — тот редкий автор, чьи произведения на репродукциях и в оригинале не имеют ничего общего. Поэтому, чтобы открыть Левитана по-новому, нужно просто посмотреть его живьем. Публика сама увидит, что в картине «Над вечным покоем» важна вовсе не хрестоматийная Русь, а почти экспрессионизм. Даром что летняя Волга -- белая, словно степь.
Кроме того, огромное значение здесь имеет фактура -- незаметные на бумаге смелые, даже несколько преувеличенные мазки-удары, которые, собственно, и формируют картину, чего на репродукциях мы не видим.
Показан Левитан именно с учетом этих выгодных особенностей. Открывается выставка этюдами -- маленькими работами, в которых фактура заметнее всего. На этих маленьких холстах -- «Сараи в лесу», «Склоны и деревья за рекой» -- левитановская техника видна как под микроскопом.
Каждая картина в оригинале почти неузнаваема. Даже самые растиражированные работы оказываются вовсе не такими, какими мы их помним по копиям. Вплоть до того, что обнаруживаешь детали, которых прежде не замечал: в «Тихой обители», например, на первом плане оказывается не сам монастырь, стоящий на холмике, а мост через речку, который, между прочим, сломан. Из этого рождается смысл -- из крохотной детальки на первом плане, а вовсе не из массивных красок и настроений.
Но главное открытие касается не столько личности художника и его восприятия массовым сознанием, сколько жанра пейзажа. Неожиданно очевидным становится, что Левитан -- первый русский пейзажист, который пишет именно природу и ничего больше. В его картинах поражает пустота, причем предельно выразительная. Нет ничего лишнего: пиранезианских развалин, церковок, пейзан, буколических крестьянок с косами. Есть только поля и реки.
И чем дальше, тем меньше объектов на картинах. Если вначале пространство еще нагружено домами, лошадками, человеческими фигурами, то уже в работах 90-х годов их становится намного меньше, а в поздних картинах уже остается только перспектива. Самый яркий пример этой выразительной пустоты -- «Хмурый день», абсолютно пустой пейзаж, без кустика или деревца: только земля и небо, соединяющиеся на линии горизонта.
Видимо, если пытаться расшифровать понятие «пейзаж настроения», то легче всего его будет применить именно к этим работам. Потому что в них есть главное настроение Левитана -- тоска, бесконечная, как степь. Вот и тиражируйте ее теперь на тетрадках.
