Античная поэма, барочная опера и современный балет

Сделать балет на барочную оперу -- идея рискованная, продуктивная и… не новая. Опыты с танцуемыми Глюком и Монтеверди в балетном театре уже случались, вспомнить хотя бы хрестоматийные опусы Пины Бауш и Мориса Бежара. Однако Марк Моррис преуспел. Двадцать лет назад он поставил своих «Дидону и Энея» на оперу Генри Перселла 17-го века в бельгийском Театре де ля Монне, в том самом, из которого ушел живой классик Бежар. Понятно, что театру надо было восстановить свой статус-кво, и тут Моррис пришелся очень кстати. Ведь он буквально с первых шагов в театре провозглашал, что «никогда не видел смысла в танце без музыки». Со старинной английской оперой он обошелся так, как, по нашим представлениям, поступают со старой европейской культурой продвинутые американцы -- внимательно и с почтением. Либретто по Вергилию тому способствовало. На сцене появились минималистичные, очищенные от пены дней и излишнего стилизаторства герои римской античности с сопутствующими им ведьмами и полубогами.

В Москву американцы привезли полноценную версию -- с дюжиной танцовщиков, оркестром, с аутентичными инструментами и певцами. При всем уважении к целостности замысла, музыкальная часть не особо порадовала. Хоть и считается, что в аутентичном исполнительстве у нас все печально, уши уже балованы игрой музыкантов «Антиквариума», оркестров Pratum Integrum, Musica Aeterna и New Siberian Singers Теодора Курентзиса.

Важно, впрочем, как Моррис к этой музыке подошел. Главной отмычкой ему послужил точный перевод с нотного языка на хореографический. Временами он так совершенен, что даже скучно: движения танцовщиков выглядят калькой вокальных и инструментальных партий. В оркестре тремоло -- на сцене семенящий бег на полупальцах. Патетичный вокал отражен в танцевальном соло. Дуэты и трио находят буквальное выражение в количестве танцующих, а каждый аккорд превращается в соответствующий жест. Однако глубинная сила оперы Перселла вместе с этим очевидным ходом делает зрелище по-настоящему стильным. Все движения происходят в одной плоскости, словно списаны с античных ваз. Все движения стелятся по земле. Ничего лишнего, но всего хватает. Такой расклад обозначен уже в сценографии, где фоновая античная карта ойкумены огорожена барочной балюстрадой. Благодаря разборчивости в средствах, в этой тщательно стилизованной эстетике временами видятся парадоксы. Развернутые на плоскости па выглядят как движения из барочного детства классического балета, отсылая к первым придворным празднествам до эпохи «короля-солнца». А абсолютно античный жест раздирания горла вдруг оборачивается экспрессионизмом ХХ века, эдаким Мунком. Потому и впечатляет предсмертный «Плач Дидоны» в финале, оставляя вкус и трагизма ХХ века, и суровой покорности судьбе, свойственной античности.

Именно благодаря стильности и неожиданным параллелям «Дидону и Энея» причисляют к лучшим спектаклям ХХ века. Пожалуй, двадцать лет назад в Брюсселе она смотрелась еще лучше -- ведь Бежар долгие годы держал музыку падчерицей, а Марк Моррис возвратил ее на трон. Неспроста четыре года назад Mark Morris Dance Group восстановила ее в репертуаре. Неспроста ее выбрали для показа эксперты «Золотой маски», а посольство США в Москве, Госдепартамент и фонд The Trust for Mutual Understanding дружно откликнулись поддержкой тура. «Дидона и Эней» действительно принадлежат истории мирового театра, но не архиву, а именно той ее части, что все еще впечатляет.

Для нас же к неоспоримым художественным достоинствам добавляется специфичный культурный шлейф. «Дидона и Эней» -- любимая опера Иосифа Бродского, и воплощению ее на сцене посвящена его единственная рецензия на музыкально-драматический спектакль. Да и неслучайно Моррис свой сугубо интеллектуальный спектакль привез к нам только сейчас, в свои 53 года. В отличие от хореографов-легенд из пантеона, уже переведенных в ранг классиков даже российскими прокатными структурами, компания Марка Морриса всегда числилась слишком живой для перевозок, активной и потому неимоверно занятой. А еще она считалась, точно антисоветской и слегка антироссийской, ибо глава компании долгие годы водит продуктивную дружбу с главным балетным беглецом Михаилом Барышниковым. Именно «порочащая связь» с Барышниковым, категорически и не раз уже в новое время не желающим приезжать в Россию, оставляла за Марком Моррисом репутацию невозможного у нас гастролера. Однако вот он -- приехал. Вместе с собственной труппой и едва ли не самым знаменитым своим спектаклем. Теперь очередь за другими.