Как художник учил Германию любить по-русски

Конечно, главным образом Борис Григорьев известен как создатель живописно-графического цикла «Расея» и последовавших за ним «Ликов России» -- причудливого, столь же гротескного, сколь и лирического сказа о лапотно-домотканой родине. Фривольность и либертинаж были в его творчестве как бы сопутствующими товарами. Он просто подрабатывал на жизнь изображениями такого рода. Правда, не без удовольствия и не без иронии, доходившей до сарказма. Иные старшие коллеги Григорьева с излишней рьяностью обвиняли его в цинизме. Как, например, Константин Сомов, раздававший шлепки молодым участникам объединения «Мир искусства», и в частности Григорьеву: «Самый талантливый, самый яркий и в то же время пошлый и злой, дешевый и поверхностный порнограф». Хотя отнюдь не Константину Андреевичу пристало выступать с такими инвективами: по части откровенности сцен его «Книга маркизы» (позднее издание 1918 года) на голову выше григорьевского «Русского эроса». В чем можно будет убедиться, когда в С.АРТе откроется следующая выставка проекта.

Григорьеву действительно приходилось много работать на заказ. Сбежав в 1919 году из Петрограда через Финляндию в Берлин, он в конечном счете обосновался в Париже. Однако в ту пору, то есть в самом начале 1920-х годов, главным сборным пунктом русской эмиграции был все же Берлин и вообще Германия. Русские театры, кабаре, литературные журналы и кружки – это Берлин. Коллекционные, эстетские издания – это Мюнхен. Там в 1923 году и вышел альбом «Russische Erotik» с двенадцатью литографиями тиражом в 300 нумерованных экземпляров. Через год издатели выпустили антологию эротической поэзии «Der Moskowitische Eros», включив в нее шесть из уже опубликованных ранее гравюр. Что свидетельствовало о популярности мастера.

В отличие от мягких порнографов Юрия Анненкова и Александра Арнштама Григорьев рассматривал эротику в жестком излучении почти футуристической стилистики. Неслучайно один из критиков сравнивал художника с рентгенологом, сумевшим высветить все отчаяние и эротическую пряность послевоенной эпохи – однополую любовь, нудистские пляжи и танцзалы для дам, номера гостиниц, сдававшиеся на время рабочего перерыва. Словом, все то, против чего ополчался мюнхенский профессор медицины Макс фон Грубер в своем опусе «Гигиена сексуальной жизни», ставшем почти что моральным кодексом во времена, казалось бы, демократичной и либеральной Веймарской республики. Однако как раз в это время и стали изымать из продажи альбомы Григорьева. Возможно, предвидя такую реакцию, издатели пытались оградить себя от претензий цензуры, указывая в названиях, что речь идет именно и только о Russische и Moskowitische эротике. Тщетная предосторожность.

Окончательное решение этого вопроса, как, увы, и многих других, последовало после пришествия к власти нацистов. В 1933 году вышло постановление о закрытии «гостиниц сокращенного рабочего дня» (эвфемизм для обозначения «нумеров»), нудизм запрещен как сексуальное извращение, а по распоряжению Германа Геринга полиции было вменено в обязанность изымать из обращения и уничтожать любую эротическую и порнографическую продукцию. Существенных отличий между той и другой новые культуртрегеры не видели. Можно лишь удивляться тому, что до наших дней дошли считаные экземпляры «Russische Erotik». Так что в известном смысле опусы Бориса Григорьева можно причислить и к жертвам национал-социализма.