В ЦСК «Гараж», шедевре архитектора-конструктивиста К. Мельникова, открылись две спаренные выставки – «Футурология» и «Русская утопия». Обе толкуют о наследии русского авангарда, в обоих проектах участвует примерно один и тот же круг художников. Различия в кураторском подходе: монументально-дизайнерском от француза Эрве Михайлова и комнатно-домашнем от бывших сотрудниц ГТГ Юлии Аксеновой и Татьяны Волковой.
Как известно, русское искусство интересно миру в двух ипостасях: как иконопись и как авангард. Они и есть наши неизменные бренды, которые могут спасти любую культурно-выставочную ситуацию. Шедевры иконописи сейчас в парижском паломничестве, на «Святой Руси» в Лувре. Однако авангард тоже своего рода икона: надо ли напоминать о его главном «образе» -- «Черном квадрате»? И нет ничего странного в том, что экспозиционер и арт-консультант фирмы Louis Vuitton Эрве Михайлов задался целью создать новое «откровение», опираясь на труды патриархов авангарда Малевича и Татлина. С двух работ знаменитого супрематиста, одолженных у нашего ММСИ, и начинается его экспозиция. Впрочем, речь в его «Футурологии» идет не о профетическом искусстве 1910-20-х годов, а о его проекции не столько в будущее, сколько в наши дни. Таким образом, любые сравнения со знаменитой исторической выставкой «Великая утопия», прошедшей гастролью 17 лет назад от Нью-Йорка до Москвы, сразу же нужно отбросить.
Трудности перевода
Вот уже три-четыре года Эрве Михайлов изучает язык российского современного искусства. Некоторые считают, что зачет он уже сдал «Мосополисом», выставкой в зале Espace Culturel Louis Vuitton. Тем не менее Михайлов продолжает обучаться этому «русскому для иностранцев». И как видно по нынешней выставке, помогают ему в этом деле наши художники. Правда, весьма своеобразно, как бы чуть переиначивая русские слова на иностранный манер и для связки вставляя между ними иноязычные предлоги, союзы и артикли. Почти так, как это делал в рассказе Станюковича матрос Лучкин, обучавший негритенка Максимку такому чудному русскому. Разумеется все это из благих помыслов – для пущей доступности.
В результате совместного репетиторства, вероятно, и появились такие работы, как почти дизайнерская башня-спираль «3G International» группы «Электробутик» в шашечках плазменных экранов. Она естественно отсылает как к знаменитому «Памятнику III Интернационала» Татлина, так и к аккумуляциям из мониторов мэтра видеоарта Нам Джун Пайку. Получается типа Татлин a la Нам Джун Пайк. «Новый архитектон» -- некий орган из неоновых трубок -- не столько оммаж Андрея Молодкина Малевичу, сколько посвящение американскому концептуалисту Дэну Флэвину, создавшему точно такой же оммаж, но Татлину, но почти 40 лет тому назад. Получается довольно сложная грамматическая конструкция типа: Малевич de Молодкин de Флэвин de Татлин. И в том, что у автора «Лозунга» (неоновая надпись по фотографии) Сергея Браткова имеются давние закадровые соавторы в виде Брюса Наумана и Джозефа Кошута, вряд ли кого нужно разубеждать.
Хотя, может быть, не стоит относить все эти громоздкие иноязычные цитаты и неловкости перевода к причудливому курсу русского, который осваивает Эрве Михайлов. Вероятно, и наши художники таким же образом засели за изучение какого-то иностранного языка, допустим, некоего эсперанто contemporary art. И видимо, к его русско-романской подгруппе можно отнести гигантский рельеф из пластиковой сетки (6х6 м) «Страшный суд», посредством которого группа Recycle решила пожурить эпоху потребления и супермаркетов, а заодно послать привет скульпторам Метрополитена имени Кагановича и (что особенно бросается в глаза) монументалистам муссолиниевской Италии. В частности, Марио Сирони и его «Корпоративной Италии». В принципе это мягкое осуждение консюмеризма (которое после выставки вполне может оказаться в каком-нибудь корпоративном собрании) с отсылкой к родине футуризма, изменившей этому самому «искусству будущего» с тоталитаризмом, ставит точки над i в проекте французского «футуролога».
Духовка, нетленка, пофигизм
Что касается «Русской утопии», то здесь можно говорить лишь о дайджесте галерейных и музейных экспозиций московских художников, как соцартистов, так и младоконцептуалистов. Многие из них в той или иной мере иронизировали по поводу двусмысленных и нечетких оппозиций авангардное/тоталитарное, модернистское/соцреалистическое и т. д.
Конечно, Эрве Михайлову, еще не окончившему полный курс русского, довольно трудно разобраться в местных идиоматических выражениях и диалектизмах («духовка», «нетленка», «пофигизм»), а потому за этот текст взялись носительницы языка. Впрочем, он еще и недописан: как обещают кураторши, через две недели в тех же небольших залах взамен нынешних работ выставят другие, абсолютно новые. Таким образом, тем, кто что-то пропустил в курсе современного московского искусства, есть смысл поторопиться. «Русская утопия» изменчива.
