Любимому кино- и театральному композитору страны Московская филармония преподнесла роскошный подарок в виде концерта с оркестром, популярными певцами и актерами, хором консерватории и лондонским маэстро Владимиром Юровским.
Ностальгическое отделение
Романс Теодоро из «Собаки на сене» у Михаила Боярского прозвучал почти точь-в-точь, как в незабываемых кадрах с Маргаритой Тереховой. Куплеты Риккардо «Венец творенья, дивная Диана» оперный солист Вячеслав Войнаровский запел откуда-то из глубины сцены, скорее всего, чтобы не покалечить образа их киноисполнителя -- Николая Караченцова, жениха в перьях.
Разохотив публику персонажами «Собаки на сене», на сцену стали выводить то Дульсинею Тобосскую в приятнейшем образе певицы Анны Бутурлиной, то фрейлину с придворным советником (Анна Бутурлина -- Леонид Серебренников) из «Обыкновенного чуда». А знаменитое «Уно моменто» из «Формулы любви» Войнаровский разыграл прямо в зале, выскочив из амфитеатрального портала на жест маэстро Юровского, словно из тьмы его вызвал сам граф Калиостро. Надо заметить, что в этот вечер у легендарного чернокнижника Калиостро были все поводы завидовать Юровскому, чьи инфернальность, умопомрачительная грация и серьезное отношение к делу оказались более чем кстати.
Ностальгическое отделение концерта венчали волшебная песня-заклинание «Приходит день, приходит час» -- сама по себе обыкновенное чудо, ничуть не померкнувшее у Леонида Серебреникова, и, конечно, «Луч солнца золотого» из «Бременских музыкантов» в трогательном исполнении Михаила Боярского. Публика была счастлива. Подпевая и улыбаясь каким-то собственным воспоминаниям, люди имели все основания считать творчество Геннадия Гладкова приятнейшим из спутников жизни. Вот уж чьи песни действительно жить помогали.
Обратный фокус
Ну а в первом отделении звучали менее знакомые фрагменты балетов Геннадия Гладкова: «Возвращение Одиссея» и «Вий», плюс пятичастная сюита «Калейдоскоп». Они провели публику по удивительным закоулками авторского сознания, показывая на каком сложном фундаменте оно стоит. Экскурсия впечатляла. В полифонии сложных ритмов и в тембровых пристрастиях к меди внятно слышался Стравинский. Реплики из второй части «Весны священной» и «Симфонии псалмов» позволили разглядеть за фирменной коммуникабельностью Гладкова куда более сложный модернистский орнамент.
Музыкальный иллюзион Гладкова, пожалуй, в том и состоит, чтобы все сложное, как у факира, вдруг превратилось в простое. Особенное мастерство этого композитора -- в способности организовывать развитие музыкальной темы так, что в голове слушателей образ рождается без усилий. О конъюнктурных реверансах в духе «чего изволите» не может быть и речи. Раз уж привелось работать в области «прикладной музыки», профессионализм и доброкачественность должны быть впереди всяческой конъюнктуры. Этим Гладков и замечателен. Но и глава Лондонского филармонического оркестра тоже сделал свое дело. Во все исполнявшееся Владимир Юровский привнес бескомпромиссную ценность, заново сфокусировав внимание на содержательности того, что невнятно именуют «музыкой для театра и кино».
Как и все мы, Юровский тоже в детстве обожал «Бременских музыкантов». И теперь, вероятно, не без удивления, убеждался, что драйв и юмор, озорство и фронда -- далеко не единственные зацепки у автора бессмертного мультшедевра 1969 года. Действительно, за плечами Геннадия Гладкова серьезное консерваторское прошлое и опыт преподавания оркестровки. Оркестр для него -- не пустой звук. И это, судя по всему, было важно композитору в течение всей его творческой жизни.
Единственный и неповторимый
Оглядывая в целом творчество Гладкова, несложно заметить, что многие из его саундтреков созданы на основе более серьезных работ в жанрах оперетты и балета. Опереттами первоначально были «Собака на сене» и «Дульсинея Тобосская». Балетом -- «Двенадцать стульев». Трезвая самооценка и уверенность, что прикладной статус, собственно, музыке-то не помеха, довольно рано привели композитора на его место. Сегодня к значительной части наследия Гладкова пришит ярлык мюзикла. Однако алгеброй поверяя гладковскую гармонию, убеждаемся, что пятнадцать песен к тем же «Бременским музыкантам-1» -- а каждая из них стала всенародно любимым хитом -- это избыточно даже для мюзикла, где шлягеров раз-два и обчелся.
На фоне своих предшественников, когда-либо писавших для театра и кино, -- Исаака Дунаевского, Никиты Богословского, наконец, Георгия Свиридова -- Геннадий Гладков даже чисто математически успел сделать гораздо больше. Правда, это не тот случай, когда количество переходит в качество. Неповторимый стиль Гладкова образован каким-то шестым чувством: осмысленностью дистанции между индивидуальным и коллективным. Не последнюю роль у него играет самоирония. Только человек, способный смеяться над собой, музыкально сознается: «Любим бить людей и бить баклуши».
Песни Гладкова на театральных сценах и в кино исполняли уникальные актеры Алиса Фрейндлих и Николай Караченцов, Михаил Боярский и Андрей Миронов. И неслучайно только с композитором Гладковым сотрудничал Марк Захаров, в чьих фильмах «Обыкновенное чудо», «Тот самый Мюнхгаузен» или «Дом, который построил Свифт» гладковский звук абсолютно равноценен театрализованному захаровскому кадру. Невероятно, но и сегодня музыка Гладкова свежа, будто только вчера написана. И мы, опрокинутые ею в годы своего детства и юности, вряд ли готовы сознаться, что все-таки повзрослели. Хотя бы потому, что повзрослел наш любимый автор Геннадий Гладков.
