В галерее «Триумф» открылась выставка Хаима Сокола, самого молодого из российских художников, участвовавших в главной выставке прошедшей 3-й Московской бьеннале современного искусства. Тему письма и послания, воплощенную в выставочном объекте из скрученных телеграфных лент «Летучая трава. Ризома», художник продолжает развивать и в нынешнем проекте «Мертвые письма».
Собственно, само творчество Хаима Сокола представляет собой ризому, некую стелющуюся корневую систему, расползающуюся и дающую побеги там, где она нащупывает плодородную почву. Этим понятием, заимствованным философией постмодернизма из биологии, обычно описывается стратегия тех современных художников (их еще называют «номадами» -- кочевниками), чье искусство отнюдь не сводится к формальному совершенствованию с установкой на окончательный шедевр. Речь идет о развитии в соответствии со скрытым кодом культурного ДНК, который нередко проявляется самым неожиданным образом.
До недавнего времени Хаим Сокол был известен своими инсталляциями, составленными из бытового хлама, «найденных вещей». Они были построены наподобие небольших театральных мизансцен, своего рода «городка в табакерке». И эта кажущаяся театральность и даже литературность, как в случае с проектом «Котлован» -- миниатюрными макетами стройплощадок в ведрах и корытах, вводила простых зрителей и критиков в заблуждение. Правомерным казалось копать там, где уже были наделы Андрея Платонова и Резо Габриадзе. Но вот о том, что эта выросшая молодая культура сродни корневой системе Кристиана Болтанского, работающего с вещами бросовыми, но как бы хранящими память о прежних владельцах, -- об этом как-то не думалось. Притом что выставки этого известного французского художника у нас неоднократно показывались.
Можно предположить, что в культурной генетике (если, конечно, она существует) французского мэтра и молодого российского художника есть что-то общее. Оба они работают в пространстве общеисторической и персональной памяти, отпечатки которой обнаруживают на самых банальных, непрезентабельных носителях: старых анонимных фотографиях, одежде б/у, проржавевшей жести и разного рода утиле. Речь идет вовсе не о сентиментальном умилении перед старьем, а о повторном вводе в культурный оборот (фр. recyclage) вещей с метками памяти. Как некогда в «Голосах безмолвия» писал французский культуролог Андре Мальро: «Мы собираем отнюдь не стертые барельефы и не эффекты окисления -- нас привлекает не присутствие смерти, а признаки ее попрания; искалеченность вещей -- свидетельство схватки, это время, внезапно являющее себя…»
Проект «Мертвые письма» Хаима Сокола лишь на поверхностный взгляд прощальный оммаж уходящей в прошлое почтовой службе, которую теперь вытесняют e-mail и эсэмэски. Хотя, разумеется, своеобразное интернациональное кладбище почтовых ящиков самых разных форм (на самом деле их муляжи из бетона) наводит на такую мысль. Выставленные в витринах обрывки писем и фотографий также не преследуют цель усовестить сегодняшних вандалов, взламывающих почтовые ящики. Но о варварстве и погромах на выставке все же речь идет.
Памяти насильственно исчезнувших адресатов посвящена «Арка Тита» -- похожая на почтовый ящик жестяная модель тех триумфальных ворот, которые установили в Риме почти две тысячи лет тому назад в ознаменовании взятия и разгрома Иерусалима. Арка-ящик с наглухо забитой щелью для корреспонденций, выглядящая как слепое окно, -- вполне очевидная метафора трагедии. Но, по-видимому, как и Кристиан Болтански, Хаим Сокол считает, что любая человеческая судьба уже сама по себе трагична.
Комментируя показывавшуюся в Москве инсталляцию «Архив умерших швейцарцев» (гигантскую металлическую картотеку с наклеенными анонимными фотографиями), Болтански пояснял: смерть даже жителя страны, не знавшей войн и насилий, все равно остается смертью. По словам того же Андре Мальро, «искусство существует благодаря тому, что помогает людям избежать их удела, но не уклоняясь от него, а овладевая им, искусство -- это антисудьба».
Найденные на развалах старые письма, теперь уже безымянные, так или иначе свидетельствуют о своих авторах. Сокол переводит их одно за другим на копировальную бумагу, в результате чего получается некий собирательный автограф-портрет или же палимпсест. Эти восстановленные художником послания, не имеющие реального адресата, те самые «мертвые письма», теперь живут в виртуальном пространстве искусства. Собственно культура и есть в известном смысле почта до востребования.
