В Инженерном замке Русский музей открыл выставку «Пастель в России» -- масштабный экскурс в историю одной графической техники, по которой легко считывается история одной страны.
В Русском музее особо подчеркивают, что «Пастель в России» -- первая выставка рисунков, созданных подобной техникой, за всю историю музея. Неудивительно: пастель -- очень хрупкий материал. Об этом знает любой, кто хоть раз в жизни брал в руки цветной мелок, рисовал на бумаге линию и убеждался, что стереть ее ничего не стоит. Кроме того, с годами краски выцветают, тускнеют, изображения становятся призрачными, иногда вовсе исчезают.
Само это свойство материала -- вполне повод если не для философской концепции, то точно для неплохой поэтической метафоры: пастель выцветает, как воспоминания, которые с годами становятся все более смутными. В Русском эту метафору восприняли и развили, она стала, если угодно, лейтмотивом всей нынешней выставки. Благо, основная масса пастельных работ -- портреты придворных, коронованных особ и вельмож. То есть все прекрасно располагает к несколько сентиментальному разговору о прошлом.
Концепцию воспоминаний подтверждает основательный хронологический принцип, по которому работы расположены. От петровских времен -- к современности. Вот отчетливый, с ярчайшими красками портрет Петра Первого. Его мы помним отлично. А вот помутневший, размытый и невнятный «Портрет неизвестной» неизвестного же художника. Подернутые дымкой портреты Орловского -- ангелические лица и кудри, розовые щечки, ампир во всей красе.
В Русском акцентируют внимание на том, что пастель для своего времени была заменой фотографии. Сама техника такова, что написанные ею работы более всего были близки к оригиналу: здесь нет резких штрихов и линий, только игра света и тени. Поэтому с появлением фотографии надобность в пастели вроде бы отпала. И тут эстафету принимают коричневатые портреты Буллы. Но на этом сложном вираже выставка поворачивает хитро и ловко. Если бы от начала XVIII века к сегодняшнему дню была протянута нить только воспоминаний, смутной и туманной фиксации реальности, все было бы слишком просто. Финал же -- это работы мирискусников, Серов, советские опыты, наконец, Янкилевский -- от морока воспоминаний пробуждает. Добавляет в общий посыл некоторое брехтовское остранение, позволяет не раствориться в прошлом, а взглянуть на него здраво.
После трогательных, розовощеких привидений галантного века в новом веке у пастели началась новая жизнь. Она уже не приукрашенное отображение действительности, а возможность работать мягко, деликатно, приглушенно. За это ее и ценят Бенуа и Бакст, реаниматоры галантности: можно писать так, как будто фотографии нет, все вокруг носят парики, а парадный портрет -- единственный возможный жанр.
Не так работает Серов. Он использует мелки, чтобы дать ощущение замутненного взгляда через заиндевевшее стекло, а не имитацию действительности. Он ее сознательно искажает в психоделических, зеленоватых, изломанных портретах.
Наконец, кода выставки -- абстракционисты семидесятых. Здесь стертым линиям и мягким цветам не место. Колючий, геометричный Янкилевский и пастель вроде бы несовместимые вещи. Но все же такое сочетание существует. Просто еще мало времени прошло, чтобы понять, что это уже тоже воспоминания, а не сегодняшний день. Пройдет время, и черные прямоугольники на желтом фоне тоже выцветут. И через сто лет их выставят здесь же, но не в финале выставки, а чуть раньше.
