Джармуш погрузился в шпионскую медитацию

Одинокий мужчина (так в титрах) совершает не слишком на первый взгляд захватывающую, но просчитанную до мелочей индивидуальную туристическую экскурсию по Испании. Отмерять маршрут удобно чашками эспрессо, которых герой заказывает всегда по две; заходами в музей живописи, где он всякий раз осматривает не более одной картины; строгими костюмами с отливом, призванными, как оно бывает в классических балетных постановках, обозначать переломные сюжетные вехи. О том, что мавр сделал все свои дела, сигнализируют припасенные для финала пестрые треники и толстовка. Он меряет время и пространство съеденными бумажками с кодами, которые герою передают подозрительные агенты, маскирующиеся настолько вызывающе, что на улицах Мадрида смотрятся как какаду, норовящие сойти за своих в курятнике.

Все положенные манипуляции, включая удушение одного неприятного человека, мужчина в костюме проделывает с характерной невозмутимостью Штирлица в сцене прохода штандартенфюрера по известному коридору. Вообще герой Джармуша часто напоминает любимого россиянами экранного разведчика. Желая расслабиться, он позволяет себе пригубить пива и хоть и не спеть «Ой ты, степь широкая», но послушать Шуберта. Он демонстрирует стоицизм по отношению к женщинам. Вместо фигурировавшей в сериале дамы с лисьей горжеткой за соблазн в «Пределах контроля» отвечает прекрасная и всегда голая незнакомка, которая дожидается героя в гостиничных номерах.

Штирлиц без Копеляна

Однако принципиальное отличие иностранного агента от нашего даже не в том, что один из них попросту темнокож (любимец Джармуша Исаак де Банколе), а другой русопят. И у Лиозновой, и у Джармуша полно длительных пауз, отведенных героям на размышления. Но если в первом случае эти размышления подробно транслирует закадровый Ефим Копелян, то американский постановщик такой любезности зрителю не делает. Смотрит себе человек две минуты в точку, в которой ничего нет, и поди пойми, что там у него в голове. Не вносят желанной понятности и выполняющие функции некого коллективного Юстаса герои заслуженных артистов Тильды Суинтон, Джона Херта и Гаэля Гарсии Берналя, которые определяют дальнейший путь героя в безапелляционной сказочной манере: «Ждите три дня, пока не увидите хлеб. Гитара сама найдет вас».

Долго ли, коротко ли, а к финалу пазл складывается, и «Пределы контроля» в ритме издевательски замедленного фламенко вытанцовываются в готовый манифест. Согласно которому если что-то и может расшевелить норовящий погрязнуть в прагматике и глобализации мир, то это корневая культура. Вопреки расхожему мнению далеко не беззащитная и, если сунуть ей в натруженные руки гитарную струну, она способна не только тренькать, но и удавочку соорудить. С манифестами в программе минувшего Каннского фестиваля, если вспомнить новые работы Ларса фон Триера и Квентина Тарантино, был полный боекомплект. И не взятый в конкурс фильм Джармуша выглядит на их болтливом фоне, с одной стороны, самым радикальным, а с другой – самым сухим и тезисным, написанным более или менее на коленке, будто из Шушенского.

Диалоги о культуре

При съемках режиссер вдохновлялся не столько конкретным, скажем, Антониони, сколько дзен-практикой (которой его герой уделяет порядочно экранного времени), удобной тем, что никому ничего не нужно объяснять. К началу съемок был готов тоненький 25-страничный сценарий, который обрастал словесной фактурой по ходу дела. Что и чувствуется. Заботясь о ритме, кадре и плакатной лаконичности финала, Джармуш уделяет непривычно мало внимания промежуточным диалогам. Они звучат крайне необязательно (представляется, что в сценарии было обозначено просто: «говорят о живописи» или «говорят о музыке») и, как и в жизни, ведутся большей частью из вежливости. Многочисленные критики «Пределов контроля» эту вежливость, как и следовало ожидать, оценили не вполне, хором засомневавшись, верен ли постановщик своей фирменной иронии да и вообще, в своем ли он уме.

Ирония на месте. Как в «Семнадцати мгновениях весны» Штирлиц на неприятельском фоне выглядит все-таки чисто советским разведчиком (что нашло отражение в анекдотах), так и с героем «Пределов контроля», несмотря на тотальную конспирацию, с первого взгляда все ясно. «Простите, вы американский гангстер?» -- надоедает ему на улице ребятня, по детскому обыкновению зря в корень. С умом тоже все в порядке. Просто в данном случае пытать Джармуша на предмет его адекватности, это примерно как периодически тюкать в бок пребывающего в глубокой медитации человека и задавать вопросы из серии: «А что вы чувствуете?» Или: «А о чем мне нужно подумать, чтобы тоже это почувствовать?» Вам вряд ли что-то ответят. И тут есть два варианта развития событий. Либо надо плюнуть да пойти себе, либо присесть рядышком и попробовать, так сказать, поймать волну. Джармушу в его авторской медитации, что характерно, все равно, и это позволяет обозначить «Пределы контроля» как самый артхаусный фильм «нулевых». Ну по крайней мере из тех, на которые продаются билеты.