Возвращены «Большие пожары», потерянный роман 1927 года. Среди авторов этого коллективного литературного предприятия Александр Грин, Исаак Бабель, Михаил Зощенко, Алексей Толстой, Вениамин Каверин. Собрал писателей разного возраста, разных литературных дарований и разной степени официозности Михаил Кольцов.
Роман печатался в журнале «Огонек», а затем был забыт. Теперь девиз «Большие пожары» позади, великие пожары -- впереди» вспомнили вновь.
Бригада литераторов
Эта книга окружена загадками. Одна из них -- почему никто из 25 авторов не оставил воспоминаний о «Больших пожарах», во всяком случае, в новом издании о таких свидетельствах не говорится.
Еще один вопрос, вполне практический: станут ли «Большие пожары» событием для современного читателя или по-прежнему будут представлять интерес только для историков литературы? Издатели явно делали ставку на обычную публику, а не на историков. Иначе они, наверное, постарались бы сделать академическое издание, с комментариями и развернутыми справками обо всех авторах. Не были воспроизведены и оригинальные иллюстрации, а художников тоже было несколько, и среди них брат Михаила Кольцова, карикатурист Борис Ефимов. Возможно, все издательские силы ушли на урегулирование вопросов правообладания, ведь опять же договариваться пришлось с двумя десятками наследников. В пользу немузейного подхода к роману говорит уже список авторов. И хотя понимаешь, что текст, написанный по коллективному принципу «то лапы ломит, то хвост отваливается», не обязательно выигрывает от увеличения числа участников, но надежда на 25-кратное удовольствие остается.
Первый поджигатель
Затея Михаила Кольцова была именно журнальной: публикация продолжалась целый год. Причем в финале «Больших пожаров» авторы весьма иронически отзываются о подозрительно аккуратном читателе, у которого «дома обнаруживаются все номера журнала, в которых печатается роман». С гораздо большим доверием Кольцов относился ко всяческой критике, которую он смело ввел в текст, тем самым, вполне в духе времени, обнажив прием создания коллективного романа.
Разногласия между куратором и авторами начались с первой же главы. Дальновидный Кольцов начал с мастера сюжетостроения Александра Грина. Для жившего в Феодосии и испытывавшего трудности с публикациями писателя такое столичное предложение было еще и попыткой возвращения под сень официальной литературы. Зачин о том, как в городе Златогорске началась серия поджогов и как судебный чиновник Варвий Мигунов делится с журналистом Берлогой документами о сходных пожарах, которые уже случались здесь в 1905 году, действительно получился очень неплохим. Но Грин был недоволен редактурой Кольцова, переделавшего имена героев, а романтичный Сан-Риоль сменившего на Златогорск. Впрочем, Грин не предполагал, сколько всего еще случится с придуманным им городом и его обитателями.
Эстафета сочинителей
Коллеги населили героями местный сумасшедший дом, пожарную часть и воровскую малину. Появились инженер и проститутка, пионер и миллионер, двойники и самозванцы. Алексей Новиков-Прибой сделал Златогорск портовым городом. Михаил Зощенко раскрасил диалоги горожан. Но больше всех преуспел в раскованном повествовании Исаак Бабель: еще в середине романа нарушил некоторую монотонность, украсив его едкой пародией. Местную фам фаталь он превратил в смешную жеманницу: «Она объявила себя невинной и стала убеждать старика в том, что ему следует терзаться высшим сладострастием -- сладострастием неутоления». Бабель еще умудрился передать привет в будущее: «Внезапно Дина уехала в Армавир сниматься в драме-утопии, действие которой происходит в 2000 году в стране, чудовищно индустриализованной». Главное, что все же про таинственных бабочек, предвестниц пожаров, выстроившиеся в очередь авторы не забыли. Именно бабочки стали в романе тем, что именуется сквозным мотивом. Пожар, хоть и успешно потушенный, прозвучал как мрачное предупреждение, в том числе и предчувствие трагической участи, которая ждала многих из ключевых авторов этого романа.
Спрос на коллективный пафос
«Большие пожары» не обошлись без финальной морали и пафосных призывов, от которых современный читатель уже отвык. Впрочем, мораль насчет пожаров в романе и жизни оказалась выполнена не без изящества. А на тогдашний пафос сейчас как раз вновь спрос. И «Книжный клуб 36,6» отнюдь не единственное издательство, настроившееся на волну архивных советских публикаций. В предисловии писатель Дмитрий Быков, перед тем как набросать остроумный план гипотетического проекта с участием Сорокина-Петрушевской-Маканина-Кабакова, вспоминает еще об одном забытом образце коллективного творчества 1960-х -- романе «Смеется тот, кто смеется». Возможно, вскоре переиздадут и его. Пускай нам далеко не всегда предлагают перечитывать именно лучшие образцы тогдашней прозы, но мы готовы подумать о тогдашних писателях второго ряда лучше. Ведь и они тоже по-своему льстили нам, уверенные, что мы в своих 2000-х будем жить в «чудовищно» индустриализированной и прогрессивной стране.
