Классика из закромов

Николай Благодатов – фигура уникальная. Он обладает лучшей в Петербурге частной коллекцией, но ни разу ее не выставлял. У него на антресолях пылится предельно полная история русского искусства последних сорока лет. Пожалуй, нет больше на петербургской арт-сцене (а на отечественной их можно по пальцам пересчитать) персоны, чей глаз был бы настолько заточен под то, что может изменить ход истории, что талантливо настолько, что заставляет других работать в том же ключе. И при этом в собирательстве Благодатова нет никакого профессионализма -- и это в данном случае звучит как комплимент. Сам коллекционер рассказывает, что ничуть его современное искусство не интересовало, оно кончалось для него, как и для всех жителей СССР, постимпрессионизмом и фовизмом, а Пикассо был единственным приветом с далекой планеты. А потом вдруг, в один прекрасный день, Благодатов, по его собственным словам, прозрел. Оказался на первой выставке ленинградских художников в ДК Газа, понял, что это -- абсолютно его, что живущие ныне художники говорят с ним на одном языке. И начал коллекционировать их работы.

Сам Благодатов с годами не меняется, в друзья к художникам не напрашивается, в доверие не втирается. Он просто следит за развитием искусства -- как метеорологи фиксируют перемены погоды. Органично существует рядом с этой арт-сценой и живет той же жизнью, что и она. И как был, так и остается своеобразным фетишистом -- из каждого этапа развития арт-сцены выделяет и выбирает его признаки -- то есть произведения искусства.

Лет десять назад, когда в отсталом относительно Москвы Петербурге только открылась первая частная галерея, выставлявшая нонконформистов, вряд ли кто-то из посетителей мог заподозрить в этом тихом, скромном посетителе человека, который ворочает судьбами неофициальной культуры. А теперь работы с той самой выставки -- в его коллекции.Конечно, коллекция Благодатова -- своеобразные плюшкинские закрома, в которых найдется место и черствому, затянутому паутиной бублику, и Аполлону Бельведерскому. В смысле своей всеядности Благодатов -- коллекционер уникальный. Собственно, этим и объясняется невеликое число работ на выставке -- именно эта сотня для истории и годится. Самих пластов неофициальной культуры на «Ста работах» не увидишь -- только вектор ее развития, пунктирная линия. Масштаб же выставки, правда, поражает -- от газаневской культуры до Ани Желудь, последнего питерского «товара на экспорт», особенно старшему поколению полюбившегося. Но важен тут даже не масштаб, а точность выбора. То, что этот человек в условиях тотального отрицания всего, что не подпадало под официальные определения, смог выбрать из огромной массы «непризнанных гениев» именно тех, которым суждено остаться: Рихарда Васми, Шагина-старшего, Глеба Богомолова, Владлена Гаврильчика -- с них началась и коллекция, и история петербургского современного искусства. Они были первыми, кто говорил на нынешнем языке искусства и существовал по его нынешним законам. Они задали тон его развитию. Но главное в «Ста работах» -- то, что Благодатов свою коллекцию собрал ни в коем случае не по принципу вкусовщины. Здесь чувствуется, что работы покупались, обменивались не для себя, а, как это ни громко звучит, для истории. Хотя вкус тут явно присутствует -- ясно, что набор «Гаврильчик, Васми, Овчинников» означает, что коллекционер «неровно дышит» к трогательному, почти пиросманиевскому примитивизму. И вот тут таится вторая ценность «Ста работ». В коллекции Благодатова осели сливки не только культуры, но и узнаваемой, безумно обаятельной манеры, в которой ленинградские нонконформисты 70-х работали. Простые, наивные до детскости работы, из которых, по сути, выросли и неоакадемисты, и, во многом, все нынешние художники, сегодня оказались не у дел. И на коллекцию Благодатова стоит хоть одним глазком взглянуть хотя бы для того, чтобы увидеть эту полузабытую классику.