Ник Кейв не умеет петь плохие песни

Стиль, в котором вот уже четверть века работает один из наиболее загадочных музыкантов планеты, определить практически невозможно. Ник Кейв живет вне времени и даже вне пространства, курсируя между Берлином, Лондоном и Аделаидой. В его группе играют австралийцы, англичане, немцы и бразильцы. Его сравнивают одновременно с надрывным Джимом Моррисоном и вальяжным Леонардом Коэном, улавливают в его песнях элементы блюза, панка, новой волны и французского шансона. Сам Кейв однажды удивил музыкальный мир, заявив, что все, что он делает, навеяно исключительно австралийскими каторжными песнями. То есть получается, что поет старина Ник самый обыкновенный блатняк. Вернее, самый необыкновенный. Не в этом ли тайна его безумной популярности у российской аудитории?

Он начинал в конце 70-х в полулюбительской формации Boys Next Door. Затем вместе со своим вечным напарником Миком Харви создал The Birthday Party, жесткую почти хард-коровую группу, не стеснявшуюся в выражениях и имевшую некоторый успех в среде радикально настроенных молодых людей в Англии и ее бывших колониях. В 1983 году он знакомится с Бликсой Баргельдом, лидером немецких Einstürzende Neubauten, и собирает уникальный состав Nick Cave and the Bad Seeds. Сообщество безумных гениев разных стран и народов, отрицающих сам факт существования музыкальной моды и живущих так, словно завтра не наступит никогда.

Кроме творчества землячков-разбойничков, на музыку Кейва, по его собственному признанию, повлияли Достоевский и культовый шотландский рок-музыкант Алекс Харви, алкоголик и провидец, инфернальный клоун и великий шоумен, умерший прямо на сцене. Песни нового коллектива Ника можно было уложить в схему «Люблю до гроба, обманешь – зарежу!». Он обожал рифмовать «слезы» и «розы» и населял свои песни излюбленными образами сильных мужчин с нелегкой судьбой и неладами с законом, загнанными лошадьми, тонущими лодками и умирающими красавицами. Другое дело, что вместо кабацкой удали в них слышалась подлинная тоска и какое-то детское отчаяние, а подавались они публике с таким мастерством и драйвом, что буквально каждое его концертное выступление было достойно выпуска в виде альбома. Чем и занимались всевозможные пираты, сражаться с которыми было ниже достоинства артиста.

Все изменилось в 1996 году с выходом баллады Where the Wild Roses Grow («Где растут дикие розы»), спетой дуэтом с Кайли Миноуг, посвященной все той же вечной теме неразрывности любви и смерти. В мгновение ока Ник вышел из подполья и стал звездой шоу-бизнеса, к которому прежде был равнодушен. Большие боссы уже не могли игнорировать кумира миллионов и создателя бестселлера. Хотя в рок-энциклопедиях середины 90-х его имя вообще не упоминалось!

Еще в 1987 году Кейв снялся в культовом фильме Вима Вендерса «Небо над Берлином», немало способствовавшем его популярности у эстетов и интеллектуалов. В 90-х же режиссеры как с цепи сорвались – он играл как актер («Джонни Замша», «Убийство Джесси Джеймса трусливым Робертом Фордом», «Кошачье пианино»), а главное – его сильные и фактурные песни стали включать в саундтреки: «Тупой и еще тупее», «Бэтмэн навсегда», «Шрек 2», «Любовь и сигареты». Правда, сам Ник так и не пожелал стать частью истеблишмента, оставшись котом, который гуляет сам по себе.

На первом московском концерте в 1998 году народ в Горбушке принимал Кейва так, как не принимал бы и живых «Биттлз». Старая любовь не ржавеет, особенно у россиян, и в нынешнем году великого рок-шансонье ждет не менее горячий прием. За отчетный период он написал две книги, дал жизнь двум своим наследникам и выпустил полдюжины пластинок. Последняя, «Dig, Lazarus, Dig!», появилась лишь полгода назад. Он все также суров и печален, красив и честен, и также носит розу в петлице. Владимиру Высоцкому приписывают фразу: «Плоха та песня, которую нельзя просто спеть под гитару». У Ника Кейва плохих песен нет.