Стратегические пейзажи художников-резидентов

У Третьяковки для периодов экспозиционного и концептуального безрыбья (а сейчас наступил как раз такой) всегда есть простой выход: стоит лишь открыть папки фонда графики -- и можно сделать относительно приличную выставку. Особенно нового она, конечно, не явит, но для глаза какую-то пищу даст. Да и займет она порядочное количество погонных метров экспозиции. К примеру, на днях открылась выставка «Плакат. Художник и время». Без малого 180 афиш советского периода сделали половину летнего экспозиционного плана отделу ГТГ на Крымском Валу. Нынешняя выставка «Русские художники-путешественники» то же самое делает для цитадели передвижничества -- главного корпуса Третьяковки в Лаврушинском. Конечно, есть опасение, что простой зритель станет ассоциировать передвижников с просто путешествовавшими художниками. Поэтому остается уповать на внятность комментариев экскурсоводов.

Кстати, сами передвижники действительно нередко пускались в путешествия. По разным причинам. Скажем, Федор Васильев пытался вылечиться от чахотки в Крыму. Не удалось, зато от него остались мастерские рисунки окрестностей Ялты. Иван Крамской писал акварелью виды Помпеи, вероятно, предполагая их использовать в своих евангельских картинах (например, «Хохот. Осмеяние Христа»). Так сказать, салонные, или светские, передвижники Константин и Николай Маковские, пытаясь сравняться с французскими ориенталистами, искали экзотику в цветистых караван-сараях Северной Африки. Можно лишь удивляться тому, что нынешние туроператоры не используют эти пряные виды для рекламных проспектов. А вот Василий Суриков, кажется, просто отдыхал от ужасов отечественной истории, когда писал красочные виды собора Святого Марка в Венеции и Святого Петра в Риме.

Всю первую половину XIX века почти все русские художники выезжали за пределы столицы исключительно по делам, а точнее, по делам госслужбы. Выученикам Императорской академии художеств это чуть ли не вменялось в обязанность. Например, Максим Воробьев, прикомандированный к дипломатической миссии Д. В. Дашкова, в 1820-1821 годах изъездил с акварельными альбомами всю Малую Азию и Ближний Восток. Однако главным его заданием было снять под величайшим секретом план храма Воскресения в Иерусалиме (императора Александра I в то время весьма занимало дело о Святом Гробе Господнем). Скорее всего, и другие виды средиземноморских портов и городов Воробьева имели не только эстетический, но и стратегический интерес.

Иван Айвазовский и вовсе был причислен к Главному морскому штабу со званием «живописца сего штаба с правом носить мундир Морского министерства». Причислили не только для почета: министерству требовалось запечатлеть укрепления балтийских портов. В вояже по Балтийскому побережью супругу Александра I Елизавету Алексеевну сопровождал пейзажист Андрей Мартынов, сделавший для августейшей туристки памятные виды гуашью. К слову сказать, несколько ранее он вместе с посольством графа Ю. А. Головкина совершил путешествие в Сибирь и Китай, по окончании которого отчитался художественными видами. Но и в самой русской миссии в Китае в николаевские времена работали артистические «резиденты» -- сейчас уже малоизвестные Антон Легашов и И. И. Чмутов. Что и понятно: империи нужно было знать, что собой представляют ее ближайшие соседи. Разведданные в виде художественных рисунков и акварелей поставляли ей качественную информацию.