Женовач смягчил мрачного Чехова

Три года без права на любовь

Сергей Женовач старается ставить в своем театре вещи незаигранные и незачитанные, поэтому и бойким пьесам все больше предпочитает задумчивую прозу. «Три года» не самая известная чеховская повесть. В свое время она была встречена критиками довольно холодно: автору пеняли на эскизность характеров, затянутость повествования и перегруженность посторонними размышлениями. Но в этой первой после Сахалина повести, как в черновике, оказались собраны темы и мотивы, которые потом получат развитие. Кроме того, это одна из самых личных, автобиографичных повестей Чехова, где в рассказах главного героя Лаптева о нелегком детстве, проведенном в отцовской лавке, узнаются детали таганрогской жизни писателя. И в любовной драме героя тоже чувствуются личные мотивы. В центре повествования семейная пара. Он женился по страстной любви, она -- скорее из жалости и христианского человеколюбия. Оба глубоко несчастны, но пытаются уверить себя и окружающих, что в семейной жизни и в жизни вообще можно обойтись и без любви. В речах героев сквозит смирение людей, попрощавшихся с мечтами о счастье, которое им заменила привычка, живущих по инерции, занимающихся нелюбимым делом и не имеющих сил изменить судьбу.

Но в постановке Сергея Женовача мрачная чеховская повесть звучит светло и даже радостно. Конечно, актеры СТИ молоды и помимо воли наделяют своих героев юношеским обаянием. Но режиссер и сам, где только можно, старается смягчить краски. Больная раком сестра Лаптева умирает в спектакле буквально с улыбкой на устах, сцена сумасшествия брата Федора не страшна, а скорее нелепа и забавна. Да и в финальном монологе героя, который с унылой безнадежностью спрашивает: «Что нам еще предстоит пережить?» -- у Чехова нет никаких иллюзий относительно будущего, а у Женовача все же звучит вера в лучшее.

Железные постели

Внешне спектакль очень прост. Всю сцену заполняет сооруженная Александром Боровским конструкция из старинных железных кроватей без матрасов и одеял. Это и ночлежка, которую все мечтал устроить Лаптев, и символ неустроенности, неуютности дома, в котором нет теплых чувств. Перемена сцен и мест действия отражена в спектакле очень условно: почти все время актеры проводят на своих кроватях и читают текст. Минимум действия, максимум статики и погруженности во внутренний мир героев. И вот эта внутренняя линия гораздо сложнее и содержательнее внешней. За три часа актеры на сцене проживают три трудных года, которые заставляют их сильно измениться. Самые разительные перемены происходят с молодой Юленькой, которую играет Ольга Калашникова. Сначала это совсем еще девчонка, которая, принимая нелегкое, мучительное решение о замужестве, смешно, по-детски болтает ногами в белых носочках. Потом -- молодая и осознавшая свою привлекательность и власть над мужчинами дама. А в конце -- выплакавшая глаза по умершему ребенку, навсегда притихшая и кроткая женщина. Алексей Вертков в роли желчного и безвольного Лаптева не демонстрирует таких кардинальных трансформаций, но свою линию ведет тонко и глубоко. Он не впадает в мелодраматические истерики, объясняясь с женой, и даже как будто суховат и слишком трезв для пылко влюбленного ревнивца, но в силе и подлинности его чувств сомнений не возникает. Остальные актеры -- Сергей Аброскин (брат Федор), Александр Обласов (ловелас Панауров), Мария Шалашова (бывшая пассия Лаптева Полина) в своих небольших, эпизодических, по сути, ролях тоже существуют точно и правдиво. А такое в нашем театре встречается все реже и стоит дороже эффектных режиссерских решений и новаторских концепций.