Как Бен Стиллер Наполеона обидел

Со времен первой части лузер Ларри Дейли (Бен Стиллер) преуспел, ушел из музейных сторожей и реализовал другой свой талант, а именно страсть к изобретательству. Теперь окружающие именуют его Мистер Большой Успех. Но успех, как известно, понятие относительное. И в данном случае он означает необходимость засиживаться в студиях «магазинов на диване», где Ларри на правах производителя впаривает телезрителям всякую всячину: бензопилы с пропеллером и фонарики, которые — сюрприз — светятся в темноте. За деловой суетой он совсем забывает про своих старых друзей-чучел из нью-йоркского исторического музея, над восковыми головами которых нависли тучи. Прогрессивно мыслящий директор намеревается помаленьку сплавить крошку-ковбоя Джебедая (Оуэн Уилссон), римского полководца Октавиуса (Стив Куган), индианку-следопыта и обезьяну по кличке Декстер на свалку, заменив их новомодными голограммами. У Ларри, заскучавшего от сытости, естественно, пробуждается совесть.

Было бы, в общем, концептуально, если бы в завязке второго фильма полюбившиеся зрителю персонажи, очнувшись с наступлением темноты, обнаружили, что их поедают крысы на помойке, а Бену Стиллеру пришлось бы с грызунами кусаться. Однако коммерческий успех приквела ($570 млн), естественно, окрылил продюсеров. Так что рассчитывать на нонконформистский фортель было бы странно. Посему, прежде чем утилизировать героев, их отправляют на временное хранение в подвалы крупнейшего музейного комплекса, вашингтонского Смитсоновского института, гостеприимно пустившего съемочную группу в свои залы. В США заведение имеет примерно тот же культурный статус, что и Эрмитаж в России. Интересно было представить себе степень толерантности г-на Пиотровского, обратись к нему кинематографисты-юмористы Харламов и Галустян.

Те же и Эйнштейн

Коллекция музея насчитывает под 140 миллионов экспонатов, и создатели картины, кажется, озаботились перфекционистской, но невыполнимой в принципе целью всунуть в типовой полуторачасовой формат если не весь институтский ассортимент, то, по крайней мере, самую представительную его часть. От «Мыслителя» Родена и гигантского осьминога до первых звездолетов и игрушечных головастых болванчиков, стилизованных под Альберта Эйнштейна. Из эстетически приятных нововведений следует отметить оживающие в традициях «Гарри Поттера» картины и фотографии. Так, оказавшись в знаменитом черно-белом «Поцелуе» Альфреда Эйзенштедта, герой Стиллера резвится минут пять и делает шизофреническое открытие, что ответственный мобильный оператор не оставит клиента без связи, даже если тот пребывает в художественном произведении.

Закономерно, что американский фильм, снятый в американском музее, отсылает главным образом к американской же истории, и это делает «Ночь в музее-2» товаром, в известной степени ориентированным на внутренний рынок. Положим, активно действующего в кадре гигантского президента Линкольна подростковая целевая аудитория из России способна идентифицировать хотя бы по пятидолларовым банкнотам. Однако русское юношество, которому и свои-то исторические хроники по барабану, не обязано знать генерала Кастера, вошедшего в историю США в качестве ярчайшего неудачника, и знаменитую американскую авиаторшу Амелию Эрхарт (Эми Адамс). Поддразнивая феминисток (а в этих кругах Эрхарт — практически знамя), сценаристы вынуждают женщину самозабвенно душить поцелуями Бена Стиллера, который в паузе, впрочем, успевает коротко облобызаться с осьминогом.

Не оргазм, не маразм

Нельзя сказать, что интересы международной аудитории не учтены вовсе. В качестве главных оппонентов храброго сторожа и мраморного Линкольна, источающих благородство, выступают выдуманный египетский фараон Хамунра, по обыкновению мечтающий захватить мир, и его дружки Наполеон Бонапарт и Иван Грозный. Гордиться присутствием этих личностей во второй «Ночи в музее» их земляки, надо сказать, не имеют ни малейших оснований. Популярный на Западе русский самодержец не по-нашему покладист и молниеносно признает лидером сомнительного египетского фраера. Авторы российского дубляжа патриотично норовят добавить царю художественного веса, снабжая его псевдо-гайдаевскими интонациями типа «По что обижаешь Наполика?». Но Грозный, к счастью, быстро теряется в раздутой сверх меры культурно-исторической массовке.

Голливудский мейнстрим не мыслим без морали, как сельдь без водки, и в данном случае ее озвучивает прекрасная летчица, корящая главного героя тем, что, увязнув в «магазине на диване», он совсем растерял кураж. Тот же упрек можно со спокойной душой отнести и к создателям фильма. Ни в коем случае не являясь шедевром, первая «Ночь в музее» брала драйвом. Его явный недостаток в сиквеле создатели пытаются компенсировать по принципу клонирования всего. Два президента вместо одного (а во время сцены у Белого дома кажется, что оттуда высунется еще и третий, однако выскакивает просто разъяренная, хотя и дружественная белка), две обезьяны вместо одной в обязательной сцене с оплеухами. Эта очевидная и потому порочная практика не делает происходящее менее унылым и подтверждает другое хрестоматийное наблюдение, согласно которому кураж — не оргазм и не маразм, его не сымитируешь.