Молодые авторы примирились со временем

«Московские тени» Романа Сенчина начинаются с показательной сцены, речь о судьбах родины и о всемирном заговоре заводит пьяный сценарист: «Все мировые силы собрались, объединились, чтобы нас уничтожить. Сожрать. Понимаешь? И именно сейчас, именно вот в эту минуту они нас сжирают». Этот трагикомический монолог произносится в дешевой кафешке, на дворе 1997 год, но с таким же успехом действие могло происходить и в следующем десятилетии. Герои Романа Сенчина -- в основном не очень успешные ремесленники от искусства, непризнанные гении или забросившие призвание художники. Все они уже твердо уверились в том, что рефлексия по поводу чего-либо кроме собственной персоны оказывается совершенно излишней. Напротив, думать о постороннем даже вредно. Потому что так с тобой может случиться то же, что и в народном предании об излучении Останкинской башни, которая «превращает нашу жизнь в дерьмо».

Минус мильон терзаний

В каждой из глав романа «Московские тени» запрятаны, словно в тюремной камере, похожие друг на друга герои. Одному опостылели и дом и семья. Другого жена вытащила из трясины литинститутской жизни, но он уже придумал себе новое болото. Третий рад сбежать от близких хоть на день и вместо «командировки» отправляется с друзьями на поиски дешевого досуга. Кое-кто из этих героев уже известен внимательным читателям автора повестей «Минус», «Нубук», «Вперед и вверх на севших батарейках». Писатель попробовал обновить здесь свои старые тексты, в том числе даже известный рассказ «Афинские ночи».

От сенчинской прозы всегда остается ощущение какой-то безнадежной недосказанности, за что автора уже причислили к апологетам «новой чернухи». Однако на этот раз Роман Сенчин попробовал, наконец, обустроить своих неприкаянных героев. По крайней мере, он сделал это формально, объединив всех их под общим названием. Все они демонстрируют, как нужно вести себя, чтобы быть пристроенными в царство «московских теней». Этого гарантированного общежития не стоит бояться, ведь это даже не загадочная и манящая своим гротескным ужасом потусторонняя обитель Юрия Мамлеева. Напротив, вся эта запредельщина обыденна. Герои ходят по одному и тому же кругу и познают исключительно то, что им предлагают: либо жизнь вытрезвителей, либо программу телепередач.

Спасительная театральность

Чуть ли не у всех героев Сенчина жены -- актрисы, причем неудавшиеся. Жены эти знакомы друг с другом и, собравшись, трогательно мечтают когда-нибудь сыграть «Трех сестер». Однако максимум, на что они могут претендовать на самом деле, -- второстепенные роли в маленьких театриках, где собираются друзья и родственники актеров. Крошечная театральная студия есть и в романе Александра Снегирева «Нефтяная Венера». Там «Ромео и Джульетту» ставят актеры с синдромом Дауна. Своего 16-летнего сына сюда приводит герой романа, молодой разведенный архитектор. Но даже камерность этого терапевтического театра не гарантирует защиты от внешнего мира: сын должен играть Меркуцио, но эту роль перекупает для своего ребенка более состоятельный папа.

В «Нефтяной Венере» Александра Снегирева, в чьем послужном списке премия «Дебют» и роман «Как мы бомбили Америку», происходит освобождение от постмодернистского канона. Если раньше историю о жизни с не совсем полноценным человеком нельзя было не нагрузить ерническими смыслами и кивками в сторону советской власти, то теперь за подобным сюжетом совсем не обязательно должен волочиться тяжелый шлейф иносказаний. И даже производное от слова «нефть» в названии романа оказывается ложной приманкой. Автор просто рассказывает, как после смерти родителей герой остался с сыном, которого не может отдать в интернат, но с которым не знает, что делать. Вместо тяжелых будней нас ждет череда трагикомических сценок: действие вертится вокруг похищенной картины, герои общаются с девушками и ходят в театр. В конце концов, сын погибает, но его отец делает вполне житейский вывод, мол, все же успел «пожить». Сам герой остается в каком-то эйфорическом состоянии. Получилось даже весьма современно, с большой долей цинизма, без которого, видимо, скоро уже не сможет обходиться великая русская литература.

Ускоренный Армагеддон

Роман Дениса Гуцко «Домик в Армагеддоне» поначалу обретает форму унылой агитки. Его главный герой, 18-летний Фима, с юношеским пылом принимает идеологию молодежной военно-православной дружины. Свои взгляды Фима излагает довольно шаблонно, особенно когда речь идет о «царстве порока», городе-казино, словно по заказу расположившемся рядом с лагерем «церковного спецназа». Однако вскоре расстановка сил меняется. Высшее начальство неожиданно решает распустить дружину, так что герой получает возможность взглянуть на свой замкнутый мирок со стороны. Оставленные сами на себя ребята пробуют примкнуть к старшей националистической общине. Но там им предстоит увидеть совсем другое, не благостное. Условно говоря, «пионеры» разоблачают «комсомольцев», которые, почуяв измену, тут же хватаются за топор.

Денис Гуцко, лауреат Букеровской премии 2005 года, в предыдущем романе «День покемона» показал, как можно сломать человека. Теперь он живописует перерождение персонажа: его герой отрекается от отца-неудачника и записывается в «сыновья» абстрактной «Родине-матери».

Повествование становится более объемным, но тут же неожиданно прерывается. Все напряжение, возникшее между героем и его новыми пастырями с одной стороны и его семьей -- с другой, пропадает впустую. Технически все решается просто: у эпизодической беременной начинаются схватки, а «никчемный» отец героя оказывается врачом.

Кстати, без родильной суеты не обошлись и «Московские тени» Романа Сенчина. Видимо, рождение новой жизни уже видится мудрым молодым авторам вовремя подоспевшей эстафетой, по которой можно поскорее передать весь накопленный их предшественниками тяжелый груз экзистенциальных вопросов.