Михаил Барышников взглянул на себя в зеркало

Пожалуй, никого из беглецов советского балета не любили так, как Михаила Барышникова. В шестьдесят один год танцовщик остается всеобщим любимцем. Начавшееся в Латвийской национальной опере мировое турне, конечно, предполагает эту не подверженную коррозии любовь зрителей, однако Барышников не был бы самим собой, если бы позволил себе спекулировать на былых заслугах.

Программу с тремя соло и дуэтом он представил как срез современной европейской хореографии, с безупречным вкусом выбрав опусы 30-летнего француза Бенджамена Миллепье, ныне вольного хореографа 40-летнего Алексея Ратманского и своего ровесника, живого классика шведа Матса Эка. Когда-то, повинуясь все тому же вкусу, Барышников на пике формы ушел из классического балета, и его последующее проникновение в танец модерн заслуживает отдельного разговора. На вечер в Риге он выбрал свой излюбленный формат монологов, стержень которых не сюжет, а смысл.

У зеркала

Миниатюра Ратманского на немудреный «Вальс-фантазию» Глинки – синопсис жизни артиста с ее бесконечным вниманием к внешней форме, нервными встрясками, сомнениями, взлетами и отчаянием. Она кажется слишком просто построенной – Барышников начинает с изучения собственной внешности, однако расчет точен: мало-помалу напряжение растет как снежный ком, и череда бесконечных пустячных расстройств приводит к попытке суицида. Которой, впрочем, не суждено сбыться: за типичной внешностью нервного художника Ратманский отлично уловил непобедимую витальность своего героя. Танцовщик отводит воображаемый револьвер от виска в полном недоумении – неужели такое могло прийти мне в голову?

Я и оно

Опус молодого француза Бенджамена Миллепье поначалу и вовсе кажется спекулятивным. Кого, скажите, не умилит черно-белая пленка, на которой запечатлен выпускник школы Миша Барышников с его идеальным для балета телом, точеными позициями, эталонным прыжком и турами, на совершенство которых можно смотреть до бесконечности? Присутствующий под экраном нынешний Барышников сначала крутит туры в синхрон, устает и восхищенно смотрит на себя былого, пока наконец не становится очевидной ирония – пленка с турами просто повторяется, смеясь над человеческими возможностями. Сторонним судьей выступает тень Барышникова, то исчезающая, то разрастающаяся до громадных размеров, рядом с которой становятся крохотными и блестящий мальчик Миша, и умудренный Михаил Николаевич. Общая для обоих суть остается отдельной и не зависит от внешних перемен.

Соло для двоих

Дуэт с великой танцовщицей Аной Лагуной -- из разряда особых событий. Собственно, дуэтов два, но первый все-таки называется «Соло для двоих», и роль Барышникова сводится к воплощению краткого воспоминания в жизни женщины – в сумме с музыкой Аарво Пярта это воспоминание пронзительно. Второй дуэт, двухлетней давности постановка Матса Эка «Место», потрясает тонкостью идеи и ее воплощения. Дуэт вбирает весь умноженный на двоих мир -- от одиночества вдвоем до безумного, бесконечного понимания и приятия друг друга. Синхрона в таком дуэте не может быть, только контрапункт, только продолжение движения одного другим. То, что называется смотреть не друг на друга, а в одном направлении. Тут пересекаются артистические судьбы двух великих танцовщиков ХХ века, принявших свою старость с мудростью и без особого трепета. Да, жизнь хрупка, а жизнь артиста в особенности, ибо за гениальность он неизбежно расплачивается, но это не повод для грусти и почивания на лаврах. Жизнь продолжается. Зал аплодирует стоя.