Москва
22 декабря ‘24
Воскресенье

Жизненная логика балета, рассказанная как сказка

У «Азбуки балета», написанной Юлией Яковлевой и изданной «Новым литературным обозрением», два адресата: с одной стороны, мальчишки и девчонки, а также их родители -- с другой. Автор ведет системную работу, предостерегая их от балета. Правда жизни и изнурительной борьбы за выживание в классах училища (да и после) показана вереницей безрадостных сцен. Однако честные подробности испорченного балетного детства не являются для автора предметом мрачных сенсаций или, хуже того, -- обвинений.

Сказка вместо учебника

Первая хитрость «Азбуки» в том, что это не учебник, а сказка. Любопытно, но, по статистке продаж, в придачу к новой яковлевской книжке чаще всего покупают «Краткий словарь балетных терминов» Н. Александровой. Вторая хитрость книги – жанровая. Это non fiction. Не то чтобы об учебе в именуемой ныне Академии русского балета имени Вагановой, а попросту говоря, в вагановском училище, автор пишет на основе собственного опыта (Юлия Яковлева училась на балетоведа в Петербургской консерватории). Просто за годы работы балетным критиком она очень многое узнала, как говорится, из первых рук. Да и фоторепортаж венгра Андраша Фэкете, отснявшего в младших классах «вагановки» целую галерею «гадких утят» -- губка закушена, волоски прилизаны, ножки как ниточки, от билибинских иллюстраций далековат. Главная же хитрость «Азбуки» в том, что, рассказывая детям про пачки и пуанты, про балетный станок и наклонный пол, автор по сути пересказывает историю консервативного искусства балета языком нашего времени, адресуя свои слова в первую очередь не детям, а взрослым.

Очевидное -- невероятное

«Классическая балетная труппа устроена, как армия или флот. Вначале кордебалет…. Потом корифейки. Эти похожи на сержантов. Вторые балерины. Первые… Маршал и генералиссимус – прима-балерина». Узнав такое, родитель, пожалуй, задумается о ранге, до которого в состоянии «дослужиться» его ребенок. А ребенок настроится пацифстски: может, мирная профессия все-таки лучше? Но вот другой и, казалось бы, мирный образ: «Ватрушка». Так называют круглую площадь перед улицей Росси -- эту площадь студенты-вагановцы суеверно обходят, а не пересекают. Потому что «Ватрушка» -- материализация постоянно мучающего их соблазна съесть что-то сладкое.

По мере ознакомления с «Азбукой» еще не отдаешь себе отчета в том, что описанию неприглядной физики балета – всех этих растягиваемых связок и покалеченных стоп, ороговелых ногтей больших пальцев -- зеркально противостоит метафизика балетного искусства. Очевидное -- невероятное. Населенный феями, сильфидами и умершими девушками-виллисами романтический балет продвигали отнюдь не романтические амбиции его создателей. У Шарля Дидло была тяжелая трость и тяжелый характер («танцовщицы удирали от него по всему театру»). У Филиппо Тальони была некрасивая, но жутко талантливая дочь -- Мария Тальони, ради нее он и сочинил «Сильфиду». А хореограф Перро придумывал «Жизель», оказывается, для своей жены Карлотты.

По-детски о взрослом

Путешествия в историю балета на страницах «Азбуки» примечательны авторской разработкой маршрутов, которые удерживают читателя в роли туриста, открывающего общеизвестное словно в первый раз и прежде всего открывающего для себя простую логику жизни.

Скажем, у Перро, которого бросила его Карлотта, балет «Жизель» оттого и получился грустным. А у Петипа, чья семейная жизнь была на редкость устойчивой, не получалось грустных балетов, поэтому он сочинял балеты-сказки. В простом, не перегруженном терминами изложении «Азбуки» все жизненные причины и следствия охотно выдают себя за азбучные истины. Но то-то и оно, что докопаться до этих истин мог только отличный специалист.

Полная версия