Разрешите сайту отправлять вам актуальную информацию.

12:13
Москва
22 декабря ‘24, Воскресенье

Светский диалог с Библией

Опубликовано
Текст:
Понравилось?
Поделитесь с друзьями!

Религиозная тема набирает вес в русской светской культуре. Писатель и сценарист Юрий Арабов выпустил книгу «Чудо», которая скорее всего будет экранизирована. Издательство Ad Marginem публикует переводной сборник «Откровения: личный взгляд на книги Библии».

Судя по тому, что выход полемической книги знаменитого ученого и популяризатора науки Ричарда Докинза «Бог как иллюзия» не стал значимым событием в российской жизни, религиозная тема в отечественной словесности со временем будет набирать еще больший вес. Ричард Докинз, чьи работы на Западе регулярно становятся поводом для серьезных общественных дискуссий, у нас удостоился в лучшем случае снисходительных рецензий, сравнимых с похлопыванием по плечу. Надо сказать, что и роман Людмилы Улицкой «Даниэль Штайн, переводчик», и «Бог дождя», «Современный патерик» Майи Кучерской -- пожалуй, в последнее время самые заметные книги с религиозной составляющей -- тоже не получили должной эстетической оценки.

Возможно, литературные критики пока заняли позицию наблюдателя, следящего за тем, на какие еще жанры распространится религиозная экспансия. Так, после «романа воспитания» Майи Кучерской и «романа в письмах» Людмилы Улицкой Юрий Арабов обратился к смежному виду искусства: вскоре обещают экранизацию его романа «Чудо» и, таким образом, художественное слово прибегнет к помощи пропагандистской «картинки». А в издательстве Ad Marginem представили переведенный просветительский проект «Откровения: личный взгляд на книги Библии».

Роман с чудом

В романе «Чудо» известного писателя и киносценариста Юрия Арабова за основу взята «история стояния Зои» -- предание о девушке, которая в 1956 году стала плясать с иконой Николая Угодника в руках и была наказана тем, что окаменела. Сам выбор сюжета довольно необычен для Арабова. В его первом романе «Биг Бит», в свое время отмеченном престижной «цеховой» литераторской премией имени Аполлона Григорьева, немалое место отводилось рассуждениям на тему, как изменился бы мир, не распадись The Beatles. Второй роман «Флагелланты» с гротескной иронией повествовал о тяготах российских 1990-х. Главными героями обоих романов были молодые музыканты, однако каждый раз писатель как будто торопился перейти от частной истории к рассмотрению исторических закономерностей, азартный интерес к которым продемонстрировал еще в трактате «Механика судеб».

Однако на этот раз писатель откладывает ворожбу над колесиками и шестеренками истории. Ему вдруг становится не до тонкостей, и он просто пробует встряхнуть все российское мироустройство, чтобы понять, может ли там вообще что-нибудь функционировать. Символом всеобщего окостенения становится даже не застывшая героиня, которая в романе именуется Татьяной. Ей как раз уделяется не так много внимания, и весь роман она проводит на правах «каменного гостя». Собственно чудо, а именно прощение, которое дарует неразумной девушке таинственный старичок, происходит в романе между делом. Гораздо детальнее Юрий Арабов рисует портрет богом забытого городка конца 1950-х, со всей его фатальной бедностью и неустроенностью. Лицом к лицу с этим российским отупением сталкиваются сразу несколько выразительных персонажей, один из которых столичный журналист (в обещанной экранизации Константин Хабенский), другой -- сам Никита Хрущев. Необходимая для романа роль рефлектирующего персонажа, способного не замереть в позе священного ожидания чуда, достается местному батюшке. Отец Андрей сочувствует трусливому чиновнику, местному уполномоченному по делам религии, и кажется, догадывается, что, прокляв научно-технический прогресс вместе с ненавистным коммунизмом, его паства совершит ошибку не меньшую, чем исполнение танцев с иконами. С той же заинтересованностью, с какой автор ждет пресловутого чуда, мы ждем от его романа эстетического прорыва. Возможно, последнее слово останется за режиссером экранизации.

С Библией на дружеской ноге

В сборнике «Откровения» традицию толкования библейских текстов продолжают современные писатели. Каждому -- от Питера Акройда до Филис Дороти Джеймс -- досталась одна из частей Священного Писания, которую нужно было снабдить своеобразным предисловием. Идея такой «модернизации» принадлежит британскому издательству Canongate, известному и у нас своими неординарными проектами. Так, британцы уже раздавали мифологические сюжеты, причем их авторы получали карт-бланш: Виктор Пелевин, например, превратил тогда легенду о Минотавре в «креатифф» под названием «Шлем ужаса». В случае со сборником «Откровения», некоторые из приглашенных тоже проявили недюжинную смелость. Автор романов «Обезьяны» и «Как живут мертвецы» Уилл Селф сочинил проникновенный рассказ о своем рано ушедшем друге, интеллектуале и наркомане, который перед смертью принялся рьяно изучать «Откровение Иоанна Богослова». «Надо же было этому древнему тексту пережить века, чтобы стать ядром современного психопатического кошмара» -- так завершает Селф «апокалипсис своего времени». Из архивов добыли текст Пьера Паоло Пазолини. Конечно, он оказался посвящен «Евангелию от Матфея». Составители не преминули вспомнить и другой фильм великого режиссера -- короткометражный пародийный «Овечий сыр», за который Пазолини был арестован по обвинению в богохульстве.

Представить подобный проект у нас пока что сложно, и не только потому, что вообще слабо развита культура сборников, выполненных по культурному «заказу». Наверное, все же если бы вместо Селфа и Ника Кейва у нас пригласили Владимира Сорокина или Всеволода Емелина, не всем хватило бы толерантности оценить такой ход спокойно. Дело в том, что на Западе Библия уже давно стала частью светской культуры. У нас подобное утверждение было бы скорее преждевременным. Подобно Дмитрию Мережковскому, любившему срезать своих гостей вопросом: «С кем вы -- с Христом или с Антихристом?», наша словесность тяготеет к безальтернативному мышлению. Так что пока приходится ограничиваться «импортом».

Владимирский Минсельхоз объяснил подорожание масла ростом доходов участников СВО
Реклама